— И ты тоже, сынок, мог потерять.
Закинув голову, Блейн захохотал, весело, от всей души. Она тоже засмеялась, сперва нехотя, так как не совсем доверяла ему, а потом, когда до нее в полной мере дошла комичность ситуации, ее хриплый голос уже перекрыл его бас.
— Над чем мы смеемся? — спросила она наконец.
— Над тем, что все наши разногласия улажены. Вы забыли, каким непослушным ребенком я был, и искренне рады видеть меня опять дома.
Леди Мальвина, сделавшись серьезной, молча кивнула, а затем спросила:
— Ты уже сообщил своей жене?
— Нет еще.
— Но ты должен поскорее успокоить ее. Она, вероятно, тревожится сильнее меня. Пригласи ее сюда, наверх. Мы отпразднуем. Вели Томкинсу поставить на лед шампанское. Мы можем угостить и Тайтуса; немного ему не повредит.
— Нисколько не повредит. Он разделит с нами радость. Ведь он тоже наследник.
— Да, — проговорила леди Мальвина с удовлетворением. — Наследник.
— Вы не допустите, чтобы еще и он убежал из дома, не так ли, мама?
— Постараюсь в меру своих сил. Хотя странствия пошли тебе, кажется, на пользу.
Склонив голову набок, она окинула сына внимательным взглядом. В черном сюртуке и в галстуке в полоску он выглядел просто потрясающе. Его внешний вид как бы исподволь наводил на мысль, что одежда, конечно, имеет важное значение, но куда важнее фигура, которую она облегает. Из-за него, вероятно, теряла голову не одна женщина. Интересно, теряла ли голову его жена? Определить, что происходило в душе этого замкнутого создания, было невозможно. Жаль, что она не была просто милой англичанкой, с которой можно непринужденно поболтать и проникнуться взаимной симпатией.
— А ты помнишь Марию? — внезапно спросила леди Мальвина без всякой задней мысли.
— Марию?
— Дочь мясника. С золотыми кудряшками. Леди Мальвина видела, что он не помнил.
Глаза сделались совершенно пустыми.
— Хотя тебе исполнилось лишь четырнадцать лет, ты уже хотел жениться на ней, — проговорила она медленно. — Ты уверял, что очень ее любишь.
— Мама, если бы я помнил всех девушек, которых якобы любил…
Леди Мальвина упрямо затрясла головой.
— Первую любовь обычно не забывают всю жизнь. Но это было, разумеется, до твоего падения с лошади.
— Тогда не стоит думать о Марии, тем более что Амалия с нетерпением ждет меня.
— Ты прав. Поди и приведи ее, а также Тайтуса. Мне хочется увидеть внука.
Блейн повернулся и пошел к выходу, но, прежде чем он достиг двери, леди Мальвина окликнула его.
Комната, в которой оба находились, была богато обставлена и оборудована в соответствии с требованиями ее покойного мужа. Мрамор для камина доставили из Италии, потолок украсили причудливой резьбой и позолотой, для деревянных деталей использовали красное дерево высшего качества. Словом, много денег, времени и самой нежной заботы было вложено в этот дом. И леди Мальвина невольно подумала, что было бы неприятно, если бы он достался самозванцу.
— В чем дело, мама? Вы хотели меня о чем-то спросить?
— Скажи мне, — произнесла она хрипло и с тревогой в голосе, — ты действительно мой сын?
Приблизившись, он встал перед ней на колени, и огонек газовой лампы полностью осветил его черты. Леди Мальвина могла близко рассмотреть незнакомое худое загорелое лицо, прекрасный лоб и крупный нос с горбинкой, очень похожий на ее собственный.
У маленького Блейна, помнила она, глаза были темные. Но была ли им свойственна столь жгучая, блестящая чернота? Могли ли еще не сформировавшиеся черты того шестнадцатилетнего юноши послужить основой этому худощавому прекрасному лицу? Цвет волос и глаз, шрам под левым Ухом, высокомерный вид — это все. |