— Милорд?
Кристиан поднял глаза. Перед ним с караваем хлеба в руках стоял слуга. Слуга положил хлеб на поднос и застыл, глядя на раскромсанного каплуна. Бросив свирепый взгляд на онемевшего от изумления слугу, Кристиан схватил поднос и выбежал из кухни. Через несколько мгновений он был уже в комнате в башне. Блейд лежал на кровати, согнув одну ногу в колене и положив на нее другую, и глядел вверх, на балдахин. Стопа книг занимала большую часть стола возле кровати, и Кристиан отодвинул их в сторону, чтобы освободить место для подноса.
— Где книга, которую я дал тебе вчера?
— Вам известно, что я не знаю латыни, — протянул лениво Блейд.
Кристиан выудил из кучи книг на столе одну и, перелистав, прочел:
— «Disce bonas artes, moneo, Romana inventus, Non tantum trepidos ut tueare reos; Quan populus iudexque qravis lectusque senatus, Tam dabit elequoiu victa puella mancs». Переведи.
— Иди ты к черту!
— Ты предпочитаешь пасти свиней?
Блейд опустил ногу и, встав на четвереньки, оскалился на своего тюремщика.
— Я не знаю латыни. И никогда не знал. Никогда!
— Твоя манера речи говорит об обратном. — Кристиан опустил глаза на страницу и перевел только что прочитанный им отрывок — «Овладевайте благородными искусствами, я советую вам, молодые патриции Рима, и не только для того, чтобы защищать дрожащих плебеев; женщина, как и плебеи, суровые судьи или избранный сенат, подчинится вам, покоренная вашим красноречием». Овидий, «Искусство любви».
— Вы пытаетесь сделать из меня джентри. Но я мошенник, взломщик, вор и разбойник, а не какой-нибудь там потерянный знатным вельможей сын.
Кристиан взял лежащий на подносе нож, отрезал щедрый кусок от порядочно искромсанного каплуна и протянул мясо юноше. Блейд бросил на мясо подозрительный взгляд, затем схватил его обеими руками.
— Почему, как ты думаешь, я перебрасывал тебя с одной работы на другую на протяжении этих двух недель?
Блейд проглотил кусок и пожал плечами.
— Чтобы разозлить меня?
— Когда я приставил тебя помогать дворецкому моего отца, он сказал, что ты не умеешь ни разрезать птицу, ни вычистить столовое серебро, ни даже сложить как следует скатерти и салфетки.
— Толстый боров!
— Я ставил тебя по очереди к кожевнику, кузнецу и свинопасу. И ты не смог овладеть ни одним из этих ремесел.
— Говорю вам: я разбойник.
— Ты дурак.
Кристиан приоткрыл дверь и отдал какой-то приказ стражу. Тот тут же передал ему две шпаги, и Кристиан, бросив одну из них Блейду, отсалютовал ему своей.
— Слушай внимательно или отправишься на корм червям. Pasado! — Кристиан сделал выпад, целясь Блейду в грудь. Но юноша мгновенно выбросил вперед руку и парировал удар.
— Punto reverso, — сказал он и, отпрыгнув назад, нанес удар по шпаге Кристиана.
Оба посмотрели друг на друга сквозь скрещенные в воздухе лезвия, и Кристиан улыбнулся.
— Твои движения — движения ученика в начальной школе фехтования. И ты ответил на pasado в итальянской манере.
На лбу Блейда появилась складка, и еле слышно он пробормотал:
— Джек сказал, что это он научил меня.
— Черный Джек не говорит ни на одном иностранном языке. Он франклин, согнанный со своего клочка земли каким-то жадным вельможей, решившим огородить общинные земли. Почему, ты думаешь, он так сильно ненавидит аристократов? Его жена и дети умерли от холода, когда этот лорд выбросил их на улицу, и они лишились крыши над головой. Повторяю: Черный Джек не знает ни одного иностранного языка.
— Но я…
— Но ты реагируешь на итальянские фразы, как человек, который учился у мастера по фехтованию. |