Ксав, приводя в порядок свой парадный костюм, озабоченно поглядывал на друга: с тех пор, как Артур заделался капитаном, он неузнаваемо изменился. Нет, не задрал нос. Тут что-то другое. Суорд стал задумчивым и грустным, а возвращаясь с военных советов, ходил мрачный, словно его драили с песочком. Вот и сейчас: первый бал — а он как в воду опущенный.

Ксав, не выдержав, хлопнул Суорда по плечу:

— Эй, в чем дело? Кошка села в твой любимый салат? Или тебе всю ночь снилась собственная свадьба? Смайл, милорд, на бал же идем! Кого там интересует мировая скорбь на твоем челе!

— Отстань, Бога ради! — отмахнулся Артур.

— Для мировой скорби обычно два повода, — с нравоучительно воздетым пальцем изрек Ксав, который, по его собственным словам, был «на полставки судовым костоправом и цирульником»: — Или ты съел чего-нибудь, или зубная боль. Что болит у тебя?

— Сердце, — Артур отвернулся к иллюминатору.

— Ага. Это мы мигом, — Куто с головой залез в аптечку. Под аккомпанемент звяканья оттуда доносилось: — Это не то… Это фуфло… О, валерьяночка! — Ксав радостно повернулся к другу. — Хлопни стопочку — и всё как рукой снимет. Клянусь мамой!

— От этого валерьянка не поможет, — Артур даже не глянул на своего шкипера.

Ксав застыл.

— Уж не хочешь ли ты сказать?.. — пробормотал он.

— Вот именно! — был мрачный ответ.

— Кто? — лаконично спросил Ксавье.

— Блад, — не менее лаконично ответил Суорд.

— Нда-а, с вами, миледи, не соскучишься, — покрутил головой Куто и машинально выпил валерьянку. — Долго думал, прежде чем выбрать подобный вариант?

— Чем тебе не нравится мой выбор? — ощетинился Артур.

— Всего лишь тем, что он мужчина… то есть, что ты мужчина… Тьфу, черт! Короче, моей фантазии хватает ровно до того момента, как ты предстаешь перед ясны очи кэпа с заявлением: «Позвольте предложить вам руку и сердце. Я хотел бы быть вашей невестой». А вот что дальше..? — Куто грустно развел руками и отклонил голову от просвистевшей мимо кружки.

— Не трави душу! — взъярился Суорд. — Лучше бы собирался! Вечно тебя ждать приходится.

Ксав философски пожал плечами: «Что взять с влюбленных», и направился к выходу.

К десяти часам вечера ярко освещенный зал губернаторского дворца был полон. Среди водоворота многоэтажных юбок, круто завитых париков, блеска шпаг, вееров и улыбок Артур и Ксавье чувствовали себя начинающими арлекинами на венецианском карнавале. Вернее, так чувствовал себя Ксавье, вовсю вертя головой и расточая улыбки направо и налево. Артуру же в данный момент больше подошла бы роль Пьеро, так печален и сосредоточен был его взгляд. И, конечно, новоиспеченные офицеры «Тайны» не остались без внимания. Опытные стрелки́ глазами тут же взяли под прицел свежую мишень. Приговор был скор и единодушен — мальчики очень милы. И вот уже вокруг «милых мальчиков» началось якобы непринужденное, но интенсивное курсирование юных красавиц, красавиц не слишком юных, и юных не слишком красавиц.

В самый разгар бурной реакции, которую, сверкая кошачьими зелеными глазами и сея смятение в рядах дам, с успехом катализировал Ксав, появился месье д'Ожерон с детьми. Питер Блад с улыбкой подошел к губернатору:

— Как видите, я ошибаюсь редко, месье д'Ожерон.