— Вы не рассказывали мне, — тихо попеняла она мне, когда мы вошли в нашу общую на двоих комнату. — Вы же не только это мне не рассказывали?

Я устроилась в кресле, опустив голову.

— Что я должна была сказать вам, Эбигэйл? — тихо спросила у подруги я, не поднимая глаз. — Вы были не в том состоянии… Так напуганы, несчастны…

Мисс Оуэн опустилась передо мной на колени, взяв мои руки в свои, заглядывая в мои глаза. В ней было столько участия, что я в очередной раз устыдилась собственного поведения.

— Но, Кэтрин, когда я была напугана и несчастна, вы всегда находили слова для моего утешения, успокаивали меня, защищали, как могли. Но когда были несчастны и напуганы вы сами… вы не даете возможность позаботиться о вас!

Пожалуй… Пожалуй, в этом обвинении был некоторый смысл. Я привыкла, что утешать и помогать — это мой удел.

— Но это одна из моих обязанностей… — попыталась было напомнить я о том, кто я при ней.

Эбигэйл вскочила на ноги.

— Какие глупости! Вы не моя дуэнья и не моя компаньонка! Вы — моя подруга!

Тяжелый мой вздох стал для нее ответом. Даже если мисс Оуэн считала, будто бы мы равны с нею, то был еще и ее дядя. И у лорда Дарроу могли иметься другие соображения.

— Ваш дядя… — начала я, но против обыкновения Эбигэйл оборвала меня.

— Он кричал на вас, — с улыбкой пояснила она, как будто бы это должно было все объяснить.

Но я все еще не понимала ничего. Совершенно ничего.

— И что в этом такого? Его милость имеет дурную привычку отчитывать меня. И делает он это ужасно бесцеремонно.

Мисс Оуэн звонко рассмеялась. Словно в том, что ее вельможный дядя кричал на меня как на последнюю служанку было что‑то забавное. Но ведь это было грубо, унизительно… Я девушка благородной крови, пусть моя семья и бедна…

— Также он кричал, когда узнал о моей нелепой склонности к одному недостойному молодому человеку, — тихо пояснила моя подруга, сев на постель. — И когда… я едва не попала в беду, не послушав его, кричал еще громче. Он никогда не повышает голос на посторонних. Я ни единого раза не слышала, как он кричал на слуг.

Если такова привязанность, то какова же неприязнь? Этот вопрос мучил меня, но я решила сберечь иллюзии Эбигэйл, которая так стремилась найти в любом человеке что‑то доброе. А своих близких она вовсе наделяла всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами.

— Это говорит только о том, что меня его милость ставит куда ниже слуг. И я терплю это отношение лишь ради вас, дорогая Эбигэйл.

Девушка покачала головою и вздохнула.

— Вовсе нет. Он лишь волнуется о вашей безопасности, Кэтрин. Вы навлекли на себя беду. Должно быть, настолько большую, что я даже понять не могу… Это же Дикая Охота…

Ничего этого не было в моей жизни, пока однажды судьба не свела меня с нею и ее семьей… Прежде мне не нужно было бояться зеркал или размышлять, действительно ли существуют призраки.

Я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Следовало уложить в моей голове все, что я узнала в последнее время… И, пусть это и казалось странным, но сейчас сказки, что рассказывала мне моя няня когда уже не казались настолько странными и дикими.

Легко было убеждать себя, что все те странные вещи, что я видела прежде, — это всего лишь плод моего воображения… До того, как реальность всех нечистой силы подтвердил лорд Дарроу. Сомневаться в его словах у меня не было ни единой причины…

— Кэтрин, вам нехорошо? — забеспокоилась мисс Оуэн.

Разумеется, мне было нехорошо. И становилось все хуже.