У нее не было оснований считать все эти дифирамбы идущими от сердца, и, тем не менее, она наслаждалась. Определенно, что-то есть в подобном состязании.
Ее брат, едущий следом, не скрывал своего раздражения:
— Что они в ней отыскали? Не могла же она за один день превратиться в красавицу!
— Вспомни, что сказал Бор, — недовольно обронила Далила. — Брат не в состоянии заметить красоту собственной сестры. — Она повернулась к Джеффри; в голову ей пришла злая фантазия:
— Возможно, это означает, что лишь брат способен разглядеть истину.
Джеффри помедлил, раздумывая, стоит ли ему оскорбляться, и наконец решил ответить ей той же монетой:
— А у тебя никогда не было брата? — осведомился он.
— Нет, только сестра. — Тень пробежала по лицу девушки.
Джеффри торопливо продолжил, чтобы заглушить неприятное воспоминание:
— Тогда мне следует занять его место и понять, какова ты на самом деле.
Казалось, она пришла в замешательство, даже испугалась, но лишь на мгновение. Веки ее сомкнулись, а губы скривила ленивая усмешка:
— Ну-ну, сударь! Разве прошлой ночью ты не увидел меня в истинном свете?
— Лунном? — вздохнул Джеффри. — Или в сиянии звезд?
Нет! Лишь солнечный свет раскрывает нашу истинную суть.
— Верно. — Она перестала улыбаться и свысока посмотрела на собеседника. — И что же, сударь, открыл тебе солнечный свет?
— Ну, дюжину мелких черточек, незамеченных ночью: как алеют твои губки, как розовеют щечки! Да и вообще, цвет твоего лица совершенней чего бы то ни было — даже алебастра, коим представал ночью! И звезды, что упали с небес, не выдержав сравнения с твоими очами, знают истину, ибо ты затмила их все до единой!
Далила издала довольный смешок.
— Какая прелестная речь, сударь! Нет, я, пожалуй, послушаю еще, если ты оставил про запас чего-нибудь в том же духе.
Корделия оглянулась, нахмурившись, — как раз, чтобы увидеть, как Джеффри склоняется к руке Далилы, и снова услышать ее смех:
— Ого, сударь! Прелестных речей уже недостаточно! — Продолжила она мягче, да так, чтобы не услышала Корделия:
— И что же ты еще умеешь?
— Все, что пожелаешь. — На губах его заиграла легкая улыбка, вскоре растянувшаяся от уха до уха. — Назови любой свой каприз, госпожа, и я к твоим услугам.
Далила оценивающе склонила голову набок:
— Полагаю, мне стоит повременить с ответом. А ты, сударь, пока притаись в ожидании.
— Там, где прикажешь, — хрипло проговорил Джеффри. — И где же мы притаимся? Действительно, придется терпеть в ожидании ночи.
Глаза Далилы вспыхнули гневом, однако на губах заиграла довольная улыбка, а в голосе насмешка:
— Ты ничего не дождешься, если будешь ждать ночи, ибо тогда нечего будет дожидаться.
— О, горе мне! — Джеффри склонился поближе. — Так" ждать или не ждать? Ты говоришь, что я должен ждать, но если буду ждать, то ничего не дождусь.
— Ну, так не жди, — выдохнула она.
Они склонились в седлах, и он примкнул губами к ее губам.
Корделия вновь обернулась, встревоженная внезапно наступившей тишиной, и возмущенно уставилась на одними лишь устами соединившихся всадников, но тут же, зардевшись, отвела глаза.
— Я чем-то обидел тебя, прекрасная госпожа? — воскликнул Ален, принявший на свой счет ее негодование.
Корделия немного оттаяла и, повернувшись к нему, одарила улыбкой:
— Никоим образом, сэр, ни ты, ни Бор. |