|
И с какой осторожностью и ловкостью применял он тут свои орудия, как бережно и зорко направлял их, деревья же валил одним взмахом топора. Увидев цель, он шел к ней напролом, как бык, и, опьяненный работой, восторженным гиканьем приветствовал солнце – сам похожий на солнышко своими огненно-рыжими кудрями и бородой. Но случалось ему в припадке бешеного нетерпения и крушить всю свою работу огромным своим молотом. Он неистовствовал, как разъяренный бык, пока оставалась в целости хоть одна щепка. Случалось же это, когда он бывал недоволен результатом или обижен тем, что дело не сразу ладилось. На другой день он являлся на место работы свежий и отрезвленный, ерошил свою рыжую гриву и начинал снова. Сыновья помогали ему во всем.
Теперь он строил себе первый корабль с килем. Из меди он выковал себе якоря и гвозди для скрепления шпант и, так как предстояло выстроить корабль таких огромных размеров, что ни Видбьёрну, ни сыновьям его и никакой другой человеческой силе не сдвинуть было его с места, то строитель, наученный опытом, с самого же начала подложил под киль круглые бревна, чтобы катить на них корабль до самой воды, когда он будет готов. Передней части киля, выступающей перед носом корабля, Видбьёрн, пустив для этого в ход всю свою изобретательность, придал форму головы чудовища с разинутой пастью. Довольно трудно было определить, что это была за тварь, да Видбьёрн и сам не отдавал себе ясного отчета в этом. Но в его крови бродили еще призраки смутных воспоминаний, унаследованных от предков, которые воочию видели отвратительного морского змея, спавшего теперь вечным сном на дне морском; вот он и руководствовался в своей работе представлением о чем-то невозможном, чудовищном и осуществил-таки свою фантазию. Эта голова могла и должна была ужасать китов, когда придет время. Пока же корабль строится, пусть она глядит в море да набирается тоски по чудесной земле, которую Видбьёрн намеревается отыскать под знаменем этой головы. Сам же Видбьёрн, пока корабль строился, обратил свой молниеносный взор на нечто другое – на степь, тянувшуюся к востоку без конца и края, откуда ни погляди на нее; а ведь Видбьёрн заходил далеко в глубь страны. И эта земная беспредельность тоже не давала ему покоя, как и море. Неужели же ему никогда не суждено попасть туда, вдаль? Неужели он всегда будет ограничен этим узким горизонтом, где восходит солнце? Неужели он никогда не вступит во владение тем новым миром? А дикие лошади – почему это им дано забираться к востоку, сколько им угодно? Га! Давай же ловить лошадей, приручать их и вновь налаживать старые сани! Зимой Видбьёрн вихрем понесется на них по снежным полям! И пошла возня с ловлей и укрощением лошадей; смех, крики. Воор являлась с угощением для животных и протягивала им кусочки хлеба на ладони, чтобы лошади по жадности не откусили ей пальцы. Лошади мягкими губами подбирали с ладони все крошки, а затем Воор обтирала свои замусоленные руки об их гривы и смеялась тому, что они не отстают от нее, обнюхивая ее руки. Видбьёрн сделал себе бич с наконечником, который со свистом разрезал воздух и кусался не хуже овода. Этот бич сумеет заставить лошадей скакать и мотать головой. И вот Видбьёрн с сыновьями устраивает дикую скачку по степи. Славные лошадки бегут более чем охотно, галопом скачут впереди саней, воображая сгоряча, что убегают от саней и от своей неволи. На санях же сидит Видбьёрн и хохочет – пусть себе несут кони; именно это ему и нужно. По бокам саней скачут сыновья, которые давно выучились садиться верхом на своих быстроногих скакунов и заставлять их бежать куда надо. Кони и всадники словно слились в одно целое и несутся вихрем. Эй, ну! Держись! Но летом Видбьёрну не сдвинуться с места в санях. И он начинает ломать себе голову. Долго думает он. Вон те валики, на которых он катит к воде свои суда… Что, если приладить к саням такой валик да заставить его все время вертеться и катиться под полозьями?.. |
