Со звоном разбилась упавшая с какого то столика тарелка.
– Простите меня. Ой, что это?! – Бунин вскочил.
– Это шторм, – спокойно ответила Надежда. – Советую вам пойти в свою каюту и лечь. Мне нужно в трюм, проверить, хорошо ли закреплена станция. Всего вам доброго.
Она быстро вышла из столовой, не обращая внимания на испуганные возгласы. Шторм набирал силу. Ледокол бросало то вверх, то вниз; потоки ледяной воды неслись по палубе, разбиваясь о надстройки мириадами брызг. Видимость резко упала. За стеклами иллюминаторов повисла серая мгла, ветер на разные голоса завывал в антеннах. Капитан «России» по внутренней связи приказал всем пассажирам разойтись по каютам и ни в коем случае не пытаться выходить на палубу.
Штормовое предупреждение было получено еще накануне, но идущий со стороны Шпицбергена циклонический вихрь мог разминуться с ледоколом. Однако этого не произошло, и теперь огромный корабль разбивал носом серые пенистые валы, упрямо продвигаясь на север.
На людей навалилась морская болезнь. Марго страдала от качки сильнее других: девушку буквально выворачивало наизнанку, таблетки авиамарина не помогали.
– Андрюша, извини… Уйди, пожалуйста… Мне стыдно… – простонала она, зажимая рот рукой.
– Я сейчас вызову судового врача, – Гумилев взялся за трубку судового телефона. Врач пришел быстро. Он с первого взгляда понял, в чем дело.
– Один укол – и вы уснете крепким, здоровым сном, – отламывая тонкий кончик ампулы, сказал он девушке. – Это все из за когнитивного диссонанса. Ваш мозг получает от разных органов чувств разную информацию. Глаза говорят ему, что пол, стены и все остальное находится на месте, а вестибулярный аппарат сигналит, что вы движетесь, причем разнонаправленно и с большой скоростью. Ну вот и все. Спите.
Убрав использованный шприц, он повернулся к Гумилеву:
– Андрей Львович, а как вы?
– Спасибо, обойдусь без уколов.
– Ну ну…
Марго уснула на удивление быстро. Андрей укрыл ее пледом и пошел к себе. Марусю он сразу увел в свою каюту, чтобы не пугать девочку. С ней сидел приглашенный Гумилевым стюард и рассказывал Марусе сказку про морского царя и богатого гостя Садко. В отличие от взрослых, шторм не доставил девочке никаких неприятных ощущений, даже наоборот – при каждом взлете и падении ледокола она хохотала, приговаривая:
– Как на качельках, правда, папа?
– Правда, Муся.
Андрей испытывал дурноту, но вполне мог контролировать себя. В конце концов он просто не имел права показывать слабость при дочери. Отпустив стюарда, он прилег рядом с Марусей. Девочка прижалась к нему, начала что то лепетать о русалках и осьминогах. Постепенно она успокоилась, а потом и вовсе уснула на отцовской кровати, улыбаясь во сне.
Тут дверь каюты распахнулась от сильного толчка. На пороге стоял Ковалев. Он буквально позеленел, глаза ввалились.
– Андрюша, у тебя виски есть?
– Тихо ты! Виски? Зачем?
– Я читал, что в старину моряки спасались от укачивания ромом и виски.
– Посмотри в шкафчике, там была дежурная бутылка «Баллантайна». Только без фанатизма, кто его знает, чем это все закончится, – тихо, чтобы не разбудить дочь, ответил Гумилев.
Забрав виски, Ковалев ушел. Собравшись по примеру Маруси подремать, Андрей уже хотел было запереть дверь, но тут в нее осторожно постучали.
На пороге стоял Илюмжинов. Его, похоже, морская болезнь обошла стороной. По крайней мере выглядел калмык бодро и, по своему обыкновению, улыбался.
– Я знаю, как остановить шторм, – сказал он.
– То есть? – не понял Гумилев.
– Духам моря нужна жертва, – Илюмжинов перестал улыбаться.
«Нашел время шутить!» – нахмурился Андрей. |