Царица Екатерина, придя к власти, приказала построить летнюю резиденцию, которая должна была затмить Версаль, а в Санкт-Петербурге она велела пристроить к огромному Зимнему дворцу еще три здания, одно из которых получило название Эрмитаж.

Здания соединялись зимними садами, обогреваемыми в холодное время года, где среди деревьев и кустов порхали экзотические птицы.

Царица направила в Париж, Рим и Лондон своих эмиссаров следить за всеми торгами предметов искусства, и они приобрели для нее множество прекрасных картин великих мастеров, таких, как Рембрандт, Тьеполо, Ван Дейк и Пуссен.

Герцог бегло разглядывал эти шедевры, а мысли его были заняты наступлением Бонапарта.

«Жаль, — подумал он, — если богатства, которые я здесь вижу, будут потеряны для потомков».

Герцог подошел к апартаментам царя, и стоявшие в карауле гвардейцы отдали ему честь. В гвардейцы набирали самых высоких солдат из всех полков. Одетые в белые лосины, ботфорты и медвежьи шапки, они выглядели очень внушительно, а воротники и манжеты их мундиров украшало золотое шитье.

Царь уже ждал герцога. Высокий, светловолосый, очень красивый — понятно, почему русские видели в Александре сказочного богатыря, который пришел, чтобы спасти их ото всех бед.

В 1801 году, когда Александру было двадцать четыре года и состоялась его коронация, один остряк в Сент-Джеймсе заметил:

— Его предшественником был человек, убивший его деда , на коронацию его сопровождал человек, убивший его отца, а преемником будет человек, который без колебаний убьет его самого.

Один из близких друзей царя рассказал герцогу, что, узнав о страшной смерти отца, Александр расплакался.

— У меня нет сил править страной, — всхлипывая, сказал он жене. — Пусть кто-нибудь другой займет мое место.

Герцог считал, что царя преследует видение задушенного Павла. Он уже достаточно изучил Россию, чтобы понять: русские в душе могут страдать так, как люди другой национальности страдать не в состоянии. Герцог уже несколько лет был лично знаком с царем и замечал, что тот часто испытывает страшные душевные муки, которые, похоже, с возрастом только усилятся.

В это утро царь выглядел расстроенным, и по его голосу можно было догадаться, что он близок к истерике.

— Новости плохие, очень плохие! — поздоровавшись, сказал он герцогу.

— Что вам удалось узнать, ваше величество? — спросил герцог.

— Бонапарт продолжает свой поход на Москву, — произнес царь и тяжело вздохнул.

Казалось, ему пришлось совершить над собой огромное усилие, чтобы произнести эти слова.

— Одному богу известно, правда ли это. Никто толком не знает, что же происходит на самом деле.

Герцога не удивило это заявление царя.

Связь между армией и царем была очень плохой, сведения поступали нерегулярно, и на них нельзя было положиться. Вообще в России герцог наблюдал много странных, по его понятиям, вещей.

Царь и герцог сели за стол. Как обычно, к завтраку подали три разных сорта хлеба, в том числе калачи.

Калач — белая булка, легкая как пух. Ели ее горячей. Воду для приготовления теста привозили из Москвы-реки. Эта традиция сохранялась с прошлого века.

За завтраком царь, вместо того чтобы продолжить разговор о войне, начал цитировать Библию.

Заметив удивление герцога, он пояснил:

— Вчера мне сообщили, что князь Александр Голицын, которого я всю свою жизнь считал верным другом, — предатель.

— Не может быть! — воскликнул герцог, хорошо знавший князя.

— Сначала я тоже не хотел этому верить, — возразил Александр, — но мой осведомитель сообщил, что князь строит новый великолепный дворец, в котором он собирается принимать Наполеона.