Для августа день был очень жаркий. С реки дул легкий бриз, а в воздухе ощущался привкус соли.

Широкие улицы, проложенные Петром Великим, были совершенно пустынны, сейчас люди чаще предпочитали оставаться дома: слухи о приближении Наполеона не располагали к развлечениям.

По дороге герцог наслаждался видом великолепных дворцов и зданий, которые своими яркими красками резко отличались от серых величественных дворцов Англии.

Дворец Румянцева был окрашен в оранжевый, а здание министерства юстиции в голубой цвет. Желтел огромный дворец, выстроенный для Павла I.

Герцога очень заинтересовал Манеж. Портик этого выкрашенного в зеленый цвет здания украшали восемь гранитных дорических колонн.

Будучи знатоком лошадей, герцог не мог сдержать своего восхищения вороными драгунского полка, гнедыми уланского и серыми в яблоках гатчинских гусар.

Экипаж, запряженный парой великолепных лошадей, за пять минут доставил герцога ко дворцу Всевольского.

Герцог вошел в холл, который хотя и был менее великолепен, чем в Зимнем дворце, все-таки превосходил все, что герцогу доводилось видеть в других домах. Лакей повел его по мраморной лестнице, разделявшейся на два крыла. Перила лестницы украшали великолепные вазы китайского фарфора. Они миновали приемную, в которой без труда могли бы поместиться двести человек.

Герцог полагал, что его попросят подождать, но лакей на ломаном французском объяснил:

— Мадам княгиня в театре, месье.

Герцог кивнул в знак того, что понял слова лакея, и они продолжили свой путь через анфиладу великолепно украшенных комнат. В центре одной из комнат находилась лестница из драгоценного малахита, ведущая на верхний этаж.

В Англии герцог слышал о том, что частный театр князя необыкновенно красив, но зрелище, представшее его взору, когда лакей открыл инкрустированную золотом дверь и ввел его, по всей видимости, в императорскую ложу, поразило его.

Очень маленький, всего на сто человек, театр напоминал кукольный домик в королевском дворце, но обладал всем очарованием и красотой настоящего императорского театра.

В партере стояли белые с золотом кресла, на ярусах — мягкие стулья, обитые малиновым бархатом. Таким же бархатом была отделана и ложа, куда его ввел лакей.

Лакей не сообщил о его приходе, и герцог остановился в дверях. Княгиня, сидевшая в ложе, не слышала, как он вошел. Она внимательно следила за тем, что происходило на сцене.

На сцене под музыку, исполняемую маленьким оркестром, сидевшим в оркестровой яме, танцевала девушка.

Герцог едва взглянул на исполнительницу. Зная об увлечении князя театром, он решил, что танцует кто-нибудь из собственной балетной труппы князя или членов его семьи.

Он смутно помнил, что кто-то рассказывал ему, будто князь и сам с удовольствием участвует в спектаклях, да и своих домочадцев заставляет играть в театре. Герцог терпеть не мог любительского исполнения, поэтому надеялся, что выступление скоро закончится и он сможет поговорить с княгиней.

Девушка закончила свой танец и склонилась в низком поклоне.

«Ну, слава богу», — подумал герцог.

Только он решил подойти к княгине и представиться, как девушка — герцог успел заметить, что она очень хорошенькая, — убежала со сцены, оркестр заиграл другую мелодию, и на сцене появилась новая исполнительница.

Она двигалась на пуантах и была одета в балетную пачку, какие обычно носили балерины, танцевавшие в балете «Сильфида». Пачка доходила до колен, низко вырезанный корсаж позволял видеть ее длинную лебединую шею и обнаженные руки.

Герцог с раздражением вспомнил, что музыка к новому балету, который он накануне видел в театре Екатерины Великой в Зимнем дворце, была очень скучной.

Но эта музыка поразила его. Такой прекрасной мелодии он раньше не слышал. Движения танцовщицы были очень грациозны.