Все бросились к нему, но Гавотский предупреждающей поднял руку, и приказал одному Палиневу подойти вместе с ним к полковнику по ослабленному льду. Подхватив Штеля за плечи, они вытащили его с опасного места и принесли к остальным. Кожа Штеля была бледно-синеватой.

Анакора первой заметила, что он не дышит.

Гавотский опустившись на колени рядом со Штелем, вдувал воздух в его легкие и сдавливал грудную клетку, пока полковник не ожил. Штель сел прямо, так неожиданно, что все вздрогнули, и выплюнул воду изо рта. Его голова медленно повернулась, оглядывая встревоженные лица товарищей, собравшихся вокруг. С такого близкого расстояния Гавотский мог разглядеть, как вращаются и поворачиваются линзы в бионическом правом глазу Штеля. Левый же глаз, настоящий, был открыт, но смотрел неподвижно и безучастно, и казался мертвым.

— Как он остался жив? — выдохнул Блонский.

— Он не должен был выжить, — сказал Гавотский. — Его мозг должен был отключиться в такой воде. Думаю, какая-то часть его и отключилась, но… мозг полковника не полностью органический.

Баррески ухмыльнулся и толкнул Борща под ребра.

— Видишь? Его аугметика, машины в его голове, они спасли ему жизнь!

Оба глаза Штеля закатились в глазницах. Гавотский поддержал полковника, прежде чем тот упал, и осторожно опустил его на лед.

— Его надо одеть в сухую одежду, — сказала Анакора. — И отнести в какое-нибудь теплое место.

— Посмотри вокруг, — возразил Михалев. — Тут нигде нет такого места.

Однако он, как и другие Ледяные воины, начал копаться в своем рюкзаке в поисках запасной теплой одежды. Будучи почти одного роста со Штелем, Михалев отдал ему свою шинель, а себе взял промокшую шинель полковника.

Больше солдаты ничего не могли для него сделать.

— С полковником будет все в порядке, — сказал Гавотский, пытаясь одновременно убедить в этом себя и поднять настроение солдат. — Он был в воде только пару минут, а я видел, как люди выживали, пробыв там и в десять раз дольше. Он скоро очнется.

С ДРУГОЙ СТОРОНЫ холма слышались голоса.

Палинев прополз на животе остаток пути до вершины. Осторожно он поднял голову — и его сердце подскочило в груди.

Ночь наступила около часа назад. В небе не было луны, и мало звезд. Даже Палинев едва мог разглядеть свою руку, подняв ее к лицу. Но Гавотский приказал продолжать выполнение боевой задачи. Это было то, чего хотел Штель.

Гавотский приказал солдатам нести полковника по двое, посменно. Но Борщ вызвался нести Штеля один. Он взвалил бесчувственное тело Штеля на плечи и нес его с очевидной легкостью.

И сейчас они, наконец, достигли своей цели.

По крайней мере, ее достиг разведчик. Корабль исповедника был перед ними: челнок «Аквила», его красные крылья были гордо развернуты, как у имперского орла, по образу и подобию которого он был создан и именем которого назван. Но спина этого орла была сломана, ноги смяты. Корпус челнока прогнулся в середине и накренился, и лишь через минуту Палинев разглядел в прибор ночного видения оторвавшийся хвостовой стабилизатор, наполовину зарывшийся в снег.

Это был челнок, на котором летел исповедник Воллькенден, именно этот корабль было приказано найти полковнику Штелю и его отделению Ледяных воинов. И, в подтверждение худших опасений их начальника, здесь был бой. Бой, который Империум проиграл.

На снегу лежали обожженные и израненные тела. Тела в красно-золотой форме. Палинев направил на них прибор ночного видения, ожидая увидеть среди них одеяние служителя Экклезиархии. Был шанс, что Воллькенден успел сбежать, пока его верные охранники жертвовали жизнями в бою за него. Но без подробного осмотра поля боя ничего нельзя было сказать наверняка.