Мы сидели вместе на автобусной станции до пяти утра. В пять автобус ушел. И вот ведь какое дело: мы не смотрели друг на друга. Не просили ни о чем. Мы уже отдали друг другу все, что у нас было.

— Значит, вот и все, — сказал он.

Вокруг нас спали люди. У них была своя жизнь, и никто на нас не обращал внимания. Мать баюкала ребенка в красном свитере. Сквозь мутное от грязи окно светило солнце.

«Нет, не все, — подумала я. — Все только начинается».

ГЛАВА 7

БРАТ И СЕСТРА

I

Брату снились бабочки, и мы понимали, что осталось недолго. Они снились ему даже днем, потому что теперь он засыпал даже днем. Метеорологическое общество поначалу не приняло его доклад «Теория хаоса и сказки». Мне пришлось сидеть с ним весь вечер, пока Нина ездила к председателю общества. Вернувшись, она сказала, что они изменили решение.

К тому времени, как Нед приехал делать доклад в Вашингтон, округ Колумбия, он уже не вставал с инвалидной коляски, так что ведущему пришлось опускать микрофон и, чтобы услышали ослабевший голос Неда, просить полной тишины в зале. Суть доклада заключалась в том, что сказки, отменяя для нас привычный порядок, дают свободу нашим самым невероятным, иррациональным желаниям. Основной тезис звучал так: волшебство реально. На этом тезисе строилась его теория хаоса: если самое слабое, малозаметное, незначительное действие способно повлиять на отдаленный сегмент мироздания, меняя там даже погоду и климат, то в таком случае возможно буквально все. Малозначительное решение взять в руки иголку с ниткой, которое принимает девушка, приводит к тому, что она засыпает на сто лет. Падение в колодец золотого мяча изменяет окружающий мир. Оброненное птичье перо, взмах крыла бабочки — каждое из этих действий порождает волнообразную цепочку последствий, пронизывающих собой все вокруг, порождая изменения по другую сторону леса, горы, мироздания. Если мы вдохнули пылинку, то, значит, ее подняло чье-то дыхание. Та личность, которой мы являемся, те климатические условия, которые существуют на данный момент, все то, что мы видим вокруг себя, — это есть результат воздействия колдовских чар, которых мы не в состоянии ни понять, ни объяснить.

Зал аплодировал стоя, как рассказывала мне Нина. Они вернулись из Вашингтона, и мы вдвоем заканчивали детскую: рисовали на стенах акварельными красками. Нине было не рекомендовано этим особенно увлекаться — у нее была предэклампсия, гипертония беременных, — но она приходила с занятий и шла в детскую рисовать цветы и деревья. Нед тоже иногда приходил на нас посмотреть, и мы тогда отвлекались и принимались шутить с ним, но он почти сразу же засыпал. Работа подходила к концу. Нина начала рисовать солнце. А я луну.

Иногда брат вскрикивал во сне, иногда звал кого-то.

— Это бабочки, — сказала Нина. — Они ему снятся.

У Нины под глазами залегли черные круги. Брату уже выписаны были все возможные обезболивающие препараты. Можно было бы только радоваться, если бы это не означало, что конец совсем близок.

Я напросилась к ним в помощники на полный день, и Нина разрешила. Библиотеку, как и предсказывала Фрэнсис, закрыли. Так что я стала безработной и старалась освоить все плюсы безделья. Я не думала, что со мной будет, когда закончатся деньги. Я могла в любой момент пойти работать кассиршей в «Хозяйственный магазин Эйкса». Был бы там у меня своего рода справочный отдел. Я искала бы ссылки на пилу, на молоток, масляную краску, передник, тиски. Все бы это выучила и знала бы наизусть.

Но пока что у меня было время. Я ходила в магазин, я отвозила в прачечную белье.