Радостно рассмеявшись, граф склонился к шее Ожье. Вдруг он понял, что разговаривал с конем, словно тот был великим Mудрецом. Впрочем, у Ожье было одно несомненное достоинство: он никогда не спорил.

Аннелета Бопре шла решительным шагом. Чтобы отвести подозрения и пресечь любопытство, она решила на минуту заглянуть в гербарий, а затем украдкой выйти, когда все монахини соберутся на молитву в церкви. Она миновала столовую и уже собиралась выйти в огороды, как услышала странные звуки, доносившиеся с кухни. Она крадучись подошла к высокой двери, ведущей во вселенную, которую так любила несчастная Аделаида Кондо. Сначала Аннелета увидела чулки и колыхавшиеся складки платья. Стоя к ней спиной на табурете, монахиня пыталась дотянуться до большого глиняного горшка, в котором Элизабо хранила мед.

– Что вы делаете, сестра моя? – прорычала Аннелета.

Раздался крик, и табурет покачнулся. Аннелета бросилась к горшку с медом и вовремя подхватила его. Монахиня, сделав кульбит, с грохотом упала на пол. Эмма де Патю, сестра-учительница, распласталась на полу в довольно неприличной позе: ее платье задралось до самой головы. Аннелета помогла ей встать на ноги и, прищурив глаза, спросила:

– Что вы здесь делаете?

– Я…я…я…

– Конечно, вы! А дальше?

Вновь став высокомерной, Эмма де Патю презрительно посмотрела на сестру-больничную:

– Ах так! Да кто вы такая? Вы забыли о своем положении? Дочь простолюдина!

– Эти слова здесь совершенно неуместны! – прошипела Аннелета. – Впрочем, они меня совсем не удивляют, поскольку прозвучали из ваших уст. Да, я дочь простолюдина, но я не ворую мед у своих сестер, чтобы тайком обжираться, да еще во время вечерней мессы! Я не бью несчастных детей по щекам, вымещая на них свою злобу…

Эмма де Патю открыла рот, чтобы возразить, но разъяренная Аннелета прокричала:

– Молчите, обжора! Ваши щеки такие же жирные и обрюзгшие, как и ягодицы, которые я, к своему стыду, только что видела! Да, я простолюдинка, но я не заключаю сомнительные сделки с демоном, переодетым в инквизитора! Прекратите притворяться, будто вы удивлены, – продолжала Аннелета, не переводя дыхания. – Я все знаю! Наша любимая покойная матушка видела, как вы разговаривали с Никола Флореном, которого покарал сам Господь… Можете не сомневаться, я доложу об этом проступке нашей новой аббатисе.

Преисполненная решимости нанести последний удар, чтобы отомстить за нанесенное ей оскорбление, Аннелета Бопре сказала язвительным тоном:

– Не заблуждайтесь… Я уверена, что между вами не было греховной связи. В противном случае сеньор инквизитор доказал бы, что он не только чудовище, но и мужчина, лишенный всякого вкуса, да к тому же нетребовательный!

Эти слова окончательно ошеломили Эмму де Патю. Ее жирные щеки затряслись, как свиной студень, а лицо стало мертвенно-бледным.

– Сомнительные дела? – прошептала Эмма. – Да вы лишились рассудка! Я только один раз подошла к сеньору инквизитору, чтобы узнать новости о своем брате, который прежде служил инквизитором в Тулузе, а в ту пору получил назначение в Каркассон. Их пути там пересекались незадолго до отъезда мессира Флорена в Алансон.

Несмотря на свое желание уличить Эмму де Патю еще и во лжи, Аннелета была уверена в ее искренности. Неважно, она еще не закончила.

– А мед? Или вы будете утверждать, что решили проверить, не прогорк ли он?

Реакция Эммы де Патю застигла Аннелету врасплох.