Какая сила могла толкнуть госпитальера, занимающего высокое положение в ордене, на убийство инквизитора? Как, почему он приехал в Алансон? А он приехал специально, чтобы спасти ее. Даю голову на отсечение. Почему Аньян, секретарь покойного чудовища Флорена, бормотал такие несуразные слова о мадам Аньес, что я подумал, будто он в нее влюбился? Почему все эти существа: мужчины, дети… да я сам, все мы тянулись к ней и были готовы рисковать своей жизнью, лишь бы спасти ее? Почему, почему этот рыцарь с Кипра? Откуда он ее знает? – Граф вышел из себя.
– Вы опасаетесь, что в его случае… Как бы это сказать? Речь идет о привязанности, недопустимой для человека, давшего обет?
– А что? Разве он не может влюбиться? Мне не понадобилось много времени, чтобы самому потерять голову, – ответил граф с мрачной иронией.
– Вы помните, как однажды задавали мне вопросы, на которые я не мог ответить? Вы усмехнулись, сказав мне: «У всякой проблемы есть решение. Надо только его найти».
– К чему ты клонишь?
– А не лучше ли поделиться своими сомнениями с «мадам»? Насколько я понимаю, ее не назовешь вертихвосткой или глупой кокеткой.
– И выставить себя на посмешище? Я даже не знаю, находит ли она во мне какие-либо достоинства, кроме моего имени и состояния. Видишь ли, в ее случае моего имени и состояния недостаточно… Тем более я сомневаюсь, что она этим удовольствуется.
– Это было бы превосходной возможностью все проверить. Вы также могли бы сразу взять быка за рога.
– Ее? – смутился граф.
– Разумеется, нет, монсеньор. Ну же, чему я вас учил? Никогда не обращаться с женщиной как с быком. Они намного более опасны. Я все время думаю об этом рыцаре де Леоне. Вы могли бы сблизиться с ним, возможно, добиться объяснений. Я слышал, что к этим монахам-воинам не так легко подступиться, но ваше имя, ваша репутация, вероятно, избавят вас от дурного приема и заставят его внимательно выслушать вас.
Это было столь очевидным, что Артюс посмотрел на Ронана так, словно только заметил присутствие старика в библиотеке. Когда он заговорил, в его голосе звучали интонации прежних добрых дней:
– Знаешь ли ты, мой драгоценный Ронан, что снял с моих плеч невыносимое бремя? Черт возьми! Разумеется, я встречусь с рыцарем… Надеюсь, что он не отправился в дальние страны. Прикажи позвать Монжа де Брине, прошу тебя. Его длинные уши улавливают все слухи. Возможно, он сумеет мне помочь.
– А «мадам»?
Граф тут же заколебался.
– Что ж… Твое предложение вполне разумно. Раз так… Мне надо взвесить все «за» и «против». Да… Я чувствую себя способным взять быка, даже разъяренного, за рога. А вот общаться с женщиной ее положения мне не так просто. Понимаешь ли, Ронан, – продолжал он, – дамы такие сложные, если не сказать неожиданные. Наконец… Мы гораздо… проще, доступнее.
Улыбка озарила морщинистое лицо старика, много лет назад тоже проводившего бурные ночи.
– Так утверждают мужчины. И поскольку женщины не ждут того же самого, их считают неожиданными… если не сказать непредсказуемыми?
– Ах так! Ты щелкаешь меня по носу?
– Я никогда бы на это не осмелился, – возразил старик тоном, свидетельствовавшим о том, что он и в самом деле поставил точку в разговоре. – Если позволите, я пойду за мессиром де Брине.
– Ступай.
Вскоре после ухода старика, столь любезного его сердцу, Артюс был вынужден признать очевидное – то, о чем вот уже две недели он старался не думать. Он предпочел бы волноваться, нервничать, переживать, неистовствовать. |