Пол буквально застонал, увидев Николь, когда та спускалась по лестнице с Джимом, прицепившимся к ее ноге.

— О Господи! Ведь зима на дворе. Ты же замерзнешь. Я думал, ты наденешь что-то более подходящее.

Николь заметно покраснела от смущения.

— У меня есть только это.

— Мы по пути остановимся у магазина и купим тебе пальто, — сказал Пол, будто разговаривал с очень маленьким и глупым ребенком.

— Нет, мы нигде не остановимся и ничего не купим, — отрезала Николь. — Надеюсь, я знаю достаточно, чтобы опасаться итальянцев, дары приносящих.

Пол опешил, а потом не на шутку рассердился.

— Ты оскорбляешь меня.

— Не странно ли, каким чувствительным ты становишься, когда дело касается тебя, и остаешься бесчувственным по отношению ко мне? — проговорила Николь сквозь яростно сжатые губы.

Она прошла вниз с высоко поднятой головой и забралась в лимузин. Там она посадила Джима в специально оборудованное сиденье для ребенка, располагающееся против нее. Вероятно, сиденье было сделано специально для ее сына.

Отметив это, Николь удивилась. Новая одежда для нее — это одно, а удобство и безопасность ребенка — совсем другое.

Пол уселся рядом с ней, и машина тронулась. Она повернула голову и уставилась на мелькавшие за окном дома, деревья, окрестности, сама не заметив, как уснула.

Через какое-то время Николь проснулась. Ее щека покоилась на жестком мужском бедре, пальцы расслабленно лежали на другом. Отметив, что спала буквально на коленях Пола, а теплая давящая на плечи тяжесть — его рука, она поспешила отодвинуться.

Николь убрала со лба растрепавшиеся волосы и откинулась на спинку в противоположном конце сиденья, пристегивая ремень, который отстегнул, очевидно, Пол. Джим спал по-детски, с придыханием, слегка похрапывая.

— Он составил мне замечательную компанию, — заметил Пол не без улыбки, наблюдая ее смущение. — Ты не можешь поверить, сколько коров, овец и лошадей потребовалось, чтобы объяснить расстояние в сто пятьдесят миль.

— Ради Бога, который час? — Николь взглянула на руку, в смятении заметив, что проспала более двух часов.

— Мы даже видели поезд, это было самое интересное в нашем путешествии, — продолжал Пол с улыбкой. — Но то, что у меня останется в памяти, — это просьба Джима остановиться, когда мы проезжали мимо автозаправки.

— Тебе пришлось сводить его в туалет? Почему же ты не разбудил меня? — в замешательстве воскликнула Николь.

— Ты спала как убитая, и я решил быть великодушным.

В носу Николь невыносимо зачесалось, и она расчихалась, засуетилась в поисках одноразовых салфеток, хотя знала, что их у нее не было. Старательно сложенный льняной платок был тут же положен в ее ладонь.

— Спасибо, — пробормотала она, чихая уже, кажется, в пятый раз, и попыталась задержать дыхание, надеясь, что это поможет, как при икоте. Не помогло. Она начала кашлять. — Извини, я, кажется, простудилась.

— Как только мы приедем, сразу ляжешь в постель.

— Неужели ты думаешь, что я смогу там задержаться до Нового года? — сказала Николь упавшим голосом, потому что с каждой милей, которая приближала их к «Старому озеру», она становилась все напряженнее.

Теперь, когда дорога стала такой знакомой, сердце ее бешено заметалось. Мгновение спустя лимузин въехал в украшенные башенками ворота имения и стал подниматься вверх по мощенному толстыми бревнами проезду. Николь подалась вперед, напряженная как туго натянутая и готовая разорваться струна.

— Расслабься, Ники, — участливо посоветовал Пол.