Лимузин миновал усыпанный гравием двор и остановился перед фасадом здания. Взгляд Николь теперь бы прикован к внушительному главному входу в замок.

Сонно потягиваясь, Джим проснулся и довольно что-то промурлыкал, когда Пол отстегнул ремень и взял его на руки. Николь даже не заметила этого. Она забыла о ребенке, когда выходила из машины, и медленно пошла в сторону двери. На пороге стоял отец, застывший в ожидании, — маленький, тщедушный человечек, облаченный в старомодный темный костюм.

— Папа, — начала она дрогнувшим голосом…

— Добрый день, мадам… сэр, — говорил Николас Бартон без всякого выражения, чуть наклонив голову. Он всегда так делал, когда встречал хозяина и гостей дома. — Я надеюсь, у вас была приятная поездка сюда из города. Прекрасный, свежий день, не так ли?

От этого приветствия даже Пол застыл. Затем он оторвал одну руку от прильнувшего к его плечу ребенка и положил ее на негнущуюся спину Николь, которая промерзла до основания.

— Бартон?

— Мистер Уэббер ожидает вашего появления, сэр, — продолжал ее отец с деревянной четкостью. — Вы хотите, чтобы я вначале проводил ваших гостей наверх?

— Когда придет время, я сам провожу гостей наверх, Бартон, — сказал Пол, длинные тонкие пальцы которого лежали на дрожащей спине Николь. — Мы увидимся с моим дедом немедленно, но тебе нет надобности докладывать о нас.

— Как вам будет угодно, сэр, — педантично сказал дворецкий и отступил, пропуская их в дверь.

— Мартин должен быть в гостиной.

— Не смей притворяться, будто не заметил того, что сейчас произошло! — Слезы страдания наполнили глаза Николь. — Могли вы с Мартином хоть на минуту задуматься о том, как отец прореагирует на мое появление здесь?!

— Я сочувствую человеку, который считает, что нужно избрать такой странный способ, чтобы продемонстрировать свое осуждение, — проговорил Пол с ухмылкой. — Но эта маленькая сцена была возмутительным фарсом.

— Папа не считает, что я принадлежу к этой части дома. Честно говоря, он, очевидно, не хотел бы видеть меня где бы то ни было под этой крышей. Так чья же это вина?

— Эндрю, — мрачно ответил Пол. — И в большей степени твоя собственная. Твои отношения с отцом были натянутыми даже до того, как ты ушла.

— Они всегда были такими, — проговорила Николь с полной откровенностью. — Если бы ты узнал отца только в тринадцать лет, посмотрела бы я, как бы ты повел себя. Он всегда был мне совершенно чужим.

— Бартон обломается… у него нет выбора, — заключил Пол с непоколебимой уверенностью. Он был поражен поведением слуги.

— Не смей ему ничего говорить. Не смей его унижать! — предупредила Николь с яростью, в которой сквозило беспокойство за отца. — Меня не волнует, что он относится ко мне как к невидимке. Я перенесу это. Но ты, Пол, не смей вмешиваться!

Пораженный, Пол рассматривал ее лицо, выражающее страстную готовность защитить отца.

— Господи! Ты так глубоко привязана к отцу!

Устав дергать Пола за брюки, чтобы привлечь внимание, путающийся у них под ногами забытый малыш широко простер вперед руки почти в театральном жесте и пролепетал:

— На лучки, Пол.

Очнувшись от своих мыслей, Николь посмотрела на ребенка, не веря тому, что слышит.

— Хочу на лучки, — уже не так жалобно сказал Джимми, подходя бочком к коленям Пола и просяще глядя на него. — Хочу поносить. Николь потянула сына к себе, но он отчаянно стал сопротивляться.