Утро еще не наступило, когда она проснулась. Она села в постели и смотрела на него, пока ночь царила за окном, и заучивала наизусть его лицо, звук его дыхания, прикосновение и запах. Всякий раз, когда он проводил с ней ночь, рассвет всегда приносил печаль, потому что означал его уход. Этим утром она снова ощутила это, и ассоциация была настолько мощная, что ей захотелось узнать, сможет ли она когда-нибудь вновь наблюдать за рассветом без укола отчаяния. Ты и моя любовь, и мое несчастье, подумала она. И я твоя.

Она встала с кровати, пошла на кухню и сварила кофе. Стоя у окна, она потягивала его, пока зарождался день, обнажая газон в инее. Она думала о тех холодных и молчаливых утренних часах в Царстве Божьем, где она, наконец, столкнулась с правдой о своей собственной жизни. Я попала в ловушку в своей собственной снежной долине. И я единственная, кто может спасти саму себя.

Она допила свой кофе и вернулась в спальню. Наклонившись над Дэниелом, она увидела, как он открывает глаза и улыбается ей.

"Я люблю тебя, Дэниел", — сказала она. "Я всегда буду любить тебя. Но для нас настало время попрощаться."

38

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА СПУСТЯ

Джулиан Перкинс держал поднос с ланчем в школьном кафетерии и искал взглядом свободное место, но все столики были заняты. Он увидел, как другие школьники таращатся на него, заметил, как быстро они отвернулись, боясь, что он неверно истолкует их взляд и примет его за приглашение. Он понимал значение этих упрямо сгорбившихся плеч. Он не был глухим и слышал хихиканья, шепотки.

Боже, он странный.

Должно быть, культ высосал его мозги.

Моя мама говорит, что он должен быть в колониии для несовершеннолетних.

Джулиан, наконец, заметил свободный стул, и когда он сел, другие дети за столом быстро вскочили и стремглав умчались прочь, словно он был радиоктивен. Возможно, и был. Может быть, он испускает лучи смерти, которые убивают всех, кого он любит, всех, кто любилего. Он ел быстро как всегда, как некоторые дикие животные, боящиеся, что их пищу отнимут, он отправлял внуть индейку и рис несколькими хищными укусами.

"Джулиан Перкинс?" — позвал учитель. "В кафетерии есть Джулиан Перкинс?"

Мальчик сжался, словно чувствовал каждого обернувшегося на него. Ему хотелось забраться под стол, чтобы никто не нашел его. Когда учитель кричит твое имя на весь кафетерий, это совершенно точно не может быть ничем хорошим. Другие школьники радостно показывали на него, и мистер Хейзелдин уже направлялся к нему, как обычно в галстуке-бабочке и нахмуренный.

"Перкинс."

Джулиан опустил голову. "Да, сэр", — пробормотал он.

"Директор вызывает тебя в свой кабинет."

"Что я натворил?"

"Ты, наверное, знаешь ответ на этот вопрос."

"Нет, сэр, не знаю."

"Тогда почему бы тебе не пойти и не узнать?"

С сожалением выбросив недоеденный шоколадный пудинг, Джулиан поставил поднос в окошко для грязной посуды и направился к кабинету директора Горчински. Он и вправду не знал, что такого неправильного сделал. В предыдущие разы, ну да. Он не должен был приносить свой охотничий нож в школу. Он не должен был брать машину миссис Прайббл без ее разрешения. Но на этот раз он не мог припомнить никакого нарушения, которое могло бы объяснить вызов к директору.

Когда он добрался до кабинета Горчински, у него были наготове все возможные извинения. Я знаю, что это было глупо, сэр. Я никогда не сделаю этого снова, сэр. Пожалуйста, не звоните опять в полицию, сэр.

Секретарь директора Горчински едва глянула на него, когда тот вошел.