– Победил или проиграл? Убил сегодня, чтобы дать жизнь завтра. Все это – лишь две стороны одной старой ржавой монеты, – проскрипел маг. – Посмотри на меня. – Аль‑Хазрад откинул со лба тяжелый, набрякший от росы капюшон, и Львиный Зев к своему ужасу увидел совершенно лысую, обтянутую сухой черной кожей голову. Черными были также и кисти обеих рук колдуна, а когда фаррадец распахнул плащ на груди, король понял, что и все тело Аль‑Хазрада черно, как старое дерево, многие годы пролежавшее в земле. – Разве меня можно было назвать живым при жизни? И все же ты убил того, кто и так был мертв! – продолжал маг. – Но и радость победы – только оборотная сторона скорби побежденного. Ты это сейчас узнаешь, ибо тот, кто попал в Хоровод Великанов, принадлежит нашему Господину.

– Но он погиб! – король снова заметался по камню.

– Мы принесем тебя в жертву Тому, чье Мертвое Лицо осталось на Обратной Стороне Луны, и его глаза опять откроются для нас! Твоя душа отойдет к нему. Полностью. Безраздельно.

Арвен в последний раз рывком попытался вскочить с алтаря. Ему даже удалось слегка оторвать от камня голову и плечи.

Но потом он навзничь упал на спину, сильно ударившись затылком.

– Вот видишь, как все поворачивается на круге жизни? – устало спросил Аль‑Хазрад. – Ты одержал победу над одним из самых древних богов вселенной, и ты же будешь ему служить. Ничто, даже самое могущественное колдовство в мире, не сможет оторвать тебя, Арвен Львиный Зев, от этого алтаря. Пока сами камни Хоровода Великанов не запоют! – маг перевел дух. – А они не запоют, потому никто на свете не знает заклятия поющего камня!

Арвен закрыл глаза. Он не хотел больше ни о чем думать, ибо грязные руки колдуна, как камешки, перебирали мысли в его голове. И вдруг где‑то далеко‑далеко послышался слабый невнятный звук. Сначала норлунгу показалось, что это просто ветер. Он доносил издалека тихий шелест моря и аромат сухих цветов боярышника. Одновременно Львиный Зев ощутил, что путы слабеют. Словно сила, державшая его на камне, стала меньше. Всего на тысячную долю, но меньше, он мог поклясться!

Звук нарастал. По рядам серых фигур пробежал ропот, и, повинуясь неясному пока, но грозному приказу, бесчисленные жрецы лунного культа, словно волны большого отлива, расступились, пропуская кого‑то. Казалось, между разомкнувшимися рядами тех, кто пришел убить Арвена, неотвратимо катится белый прибой. Норлунг не сразу понял, что это волки. Полярные волки, неизвестно откуда взявшиеся в этих местах. Хозяева бескрайних снежных полей двигались, мягко пружиня на мощных когтистых лапах, все ближе и ближе к кромлеху.

Во главе потока на громадном волке‑великане восседала женщина в венке из осенних трав. В руках она держала сухую ветвь боярышника, по поверьям, отгонявшего злых духов. Она пела на каком‑то непонятном древнем языке. Но Львиный Зев узнал ее голос. Нежный, переливающийся, единственный в мире голос, который ему захотелось бы услышать в свои последние минуты.

Аль‑Хазрад пошатнулся.

– Что же вы? Заткните ей пасть! – закричал он, прекрасно понимая, что его приказ неисполним, ибо, что может сделать сотня, другая жрецов против целой армии волков, управлявшейся могущественным волшебством?

В отчаянии маг попытался один довести дело до конца. Из складок одеяния он выхватил острый нефритовый нож и занес руку для удара. Но не успел ее опустить. Повинуясь словам непонятного, но прекрасного гимна, хватка каменного алтаря ослабла, и Арвен сумел перехватить запястье жреца. Рука мага изогнулась, клинок неловко, боком вошел в живот нападавшего. Черный, как сама смерть, фаррадец издал сухой звук, больше похожий на удар камня о кости, и обмяк.

Другие жрецы, пришедшие вместе с ним, дрогнули и побежали, спасаясь от неминуемой смерти в волчьих когтях. Как ни странно, их никто не преследовал.