— Какие могут быть дела? — заплетающимся языком протянул один из пирующих. — Никаких дел, правда, Рахум? — обратился он к сидящему справа от него тощему высокому человеку с лицом свекольного цвета.
Тот, судя по бессмысленному и радостному выражению глаз, был совершенно согласен с говорившим, но ответить не смог и только икнул, кивая головой, как кхитайский болванчик.
— Вот видишь, Джемах? — Довольный, что нашел поддержку товарища, его сотрапезник налил капитану и купцу по большой чаше красного вина. — Надо отдыхать, что это такое — все дела да дела…
— Придется с ними посидеть, — скрипнув зубами, шепнул Саудану Джемах, — все равно не отвяжутся.
— Ну вот, другое дело! — обрадовался начальник стражи. Он наполнил свой кубок и возопил так, что сидящий рядом с ним тощий Рахум даже затрясся от неожиданности: — Выпьем за почтенного Джемаха и… как там тебя? — вспомнил он о капитане. Получив ответ, добавил, расплескивая вино на Рахума: — И за тебя, уважаемый Саудан! Ты друг Джемаха, а значит, и мой друг тоже! Все пьем за моего друга Саудана!
Компания осушила кубки, и вновь загремело веселье. Один из гостей принялся рассказывать историю о вендийском купце и кхитайской наложнице, который все уже слышали не по одному разу. Рассказчик путался, все время что-то забывал, начинал все сначала. С помощью слушателей эту историю удалось довести до конца, и довольные собой сотрапезники опять долго ржали. Саудан мрачно наблюдал эту картину и уже начинал терять надежду на то, что удастся вызволить из тюрьмы так приглянувшегося ему варвара.
— Что ты говорил там о каком-то деле? — вспомнил вдруг начальник стражи.
Он набил себе рот халвой, и поскольку был уже совсем пьян, то Джемах с трудом разобрал, что тот говорит.
— Да уж ладно, потом поговорим, может быть, завтра… — махнул рукой купец.
— Вот! Я же говори… — Тут начальник стражи, поперхнувшись сластями, застыл на мгновение с выпученными глазами и открытым ртом, безуспешно пытаясь вздохнуть.
И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не звучный удар Саудана по спине толстяка. Взвыв от неожиданности, тот долго прокашливался, размахивал короткими пухлыми ручками и, отдышавшись, наконец, вновь потребовал выпивки.
— Нет, нет! — икая и расплескивая вино из серебряного кувшина, кричал он. — Я хочу выпить за моего друга Саудана, он спас мне жизнь!
— Спас жизнь! Спас жизнь! — подхватила пьяная компания.
Все хлопали капитана по плечу, каждый норовил обнять и облобызать героя дня. Саудан с трудом вырвался из жарких объятий, весь измятый и обслюнявленный.
«Вот не повезло-то, — мрачно думал он, — и дела не сделали, и время напрасно теряем».
Гулянка продолжалась ещё некоторое время. Джемах и Саудан, которые уже почти смирились с тем, что их предприятие окончательно провалилось, обменивались мрачными взглядами. Наконец большинство сотрапезников захрапели, откинувшись на мягкие подушки, и только несчастный Рахум продолжал сидеть прямо, как жердь, время от времени мотая головой из стороны в сторону, словно осел у кормушки с овсом, отгоняющий мух. Слуги, привыкшие к подобным окончаниям пирушек, продолжали тупо размахивать опахалами, навевая свежий воздух на своих спящих господ.
— Пошли! — скомандовал Джемах, и они с капитаном, наконец, смогли выбраться из этого чересчур гостеприимного дома.
— Гони к башне! — приказал купец своему кучеру. — Ничего не остается, попробуем разобраться сами, без начальников.
* * *
Конан безмятежно спал, пока его не разбудил какой-то доносившийся снаружи шум. |