Чистейшая правда. Но своими «открытиями» ему не хотелось делиться с ней. Уклончиво пожав плечами, он отказался отвечать на невысказанный вопрос.

– Обычно ты убегала при виде паучка.

– О, я до сих пор ненавижу пауков. А травмы меня не пугают. Леди, которая в течение года заботилась о солдатах-инвалидах, видела вещи гораздо страшнее, чем рана Порции.

Люк встал, заставив остановиться и свою спутницу.

– Ты год ухаживала за больными солдатами?

Она кивнула:

– Но… – Он старался примириться с этой новостью. – Они же не позволяют всем, без разбору, благородным дамам заниматься подобным, не так ли?

Замедлив шаг, она посмотрела на Люка:

– Я хотела быть уверенной, что это не ты.

В горле у него образовался комок.

Сесилия шумно вдохнула и продолжила:

– Я почувствовала себя ужасно из-за того, что разочаровала раненого, поэтому провела около часа за беседой с ним. Большей частью слушая. На следующий день пришла снова и присела рядом. Он представил меня ещё одному пациенту, своему приятелю – лейтенанту кавалерии. Не то чтобы я осознано решила взять за обычай такие визиты, но день за днём, продолжала возвращаться в госпиталь. Первый месяц или около того я делала тоже самое, что и в первый раз – просто садилась рядом с кроватью больного и слушала. Если он выражал такое желание – читала вслух. Нельзя было не заметить, что раны обитателей госпиталя требуют ухода, бинты нуждаются в замене и тому подобное. Так я стала заниматься и этими мелочами тоже.

Люк мог лишь безмолвно взирать на неё. Это правда. Сесилия действительно изменилась. Свежесть юности и благородство никуда не исчезли, но вместе с тем сейчас пред ним стояла спокойная, уверенная в себе женщина. Это отражалось в положении подбородка, выверенной грации движений. В том, как свет падал на завитки её волос на лбу… Она всегда была милой девушкой, но до этого момента он не считал Сесси прекрасной.

– Поразительно, – пробормотал он. И прочистив горло, добавил: -Тебе не было скучно слушать грубые солдатские истории? Неприятно ухаживать за ранеными незнакомцами?

– Конечно, нет, – легко ответила она, сжав его ладонь. – Я представляла тебя на их месте.

Боже! Она его просто убивает.

– Исходя из того, что ты мне рассказала, – произнес он с фальшивым безразличием, – я уверен, все они безнадежно влюбились в тебя. Сколько же предложений руки и сердца ты получила за четыре года? Точно сотню, или даже больше.

– Двадцать шесть.

Люк замедлил шаг, когда показалась хижина – крохотное строение с соломенной крышей, втиснутое между двумя высокими соснами.

– Двадцать шесть, – повторил он, останавливаясь.

Сесилия повернулась к нему лицом, крепко сжимая руку Люка.

– Да, двадцать шесть. Не считая солдат-инвалидов. – Цвет её глаз стал ярче, кольбатово-голубым. – Ты не подозреваешь, как я сражалась за тебя, Люк. Конечно, не так как ты. Но здесь я прошла через свои маленькие битвы. Сопротивлялась давлению, толкавшему меня к замужеству, боролась с завистью к подругам, познавшим супружескую жизнь, справлялась со своей собственной жаждой дружеского общения и любви.

Голос девушки надломился:

– Я не та женщина, которая может жить в одиночестве.

– Знаю, – прошептал он, протянув свободную руку к её щеке. – Знаю. Именно поэтому тебе нужен муж, который может…

– Я отчаянно сражалась, – перебила она, – тогда как месяцы, и даже годы, проходили без единой весточки от тебя.