– Все это прекрасно, – возразил Монтроз, – но, поскольку вопрос этот чрезвычайной важности, я хотел бы знать, на чем покоится ваша столь твердая уверенность?

– Короче говоря, милорд, – отвечал майор, – они не только не польстились на недурное вознаграждение за мою голову, которым Аргайл удостоил меня, не только не посягнули на мое личное имущество, на которое, наверное, позарились бы солдаты любой регулярной армии в Европе, не только возвратили мне моего коня, весьма ценного, как ваша светлость изволит знать, – но я не мог никакими силами убедить их принять от меня ни одного стайвера, дойта или мараведи в уплату за беспокойство и в возмещение расходов, которые требовал уход за мной. Они решительно отказались от звонкой монеты, предложенной от всего сердца, а это редко приходится видеть в христианской стране.

– Согласен, – сказал Монтроз, – что поведение их по отношению к вам может служить залогом их надежности; но как предотвратить вспышку смертельной вражды между ними и Алланом Мак‑Олеем? – С минуту он помолчал и вдруг неожиданно добавил:

– Я совсем забыл, что я‑то уже поужинал, а вы, майор, путешествовали всю ночь.

Он приказал слугам подать вина и закуску. Майор Дальгетти с аппетитом выздоравливающего, к тому же недавно покинувшего горные ущелья, не заставил себя долго просить и с жадностью накинулся на еду; маркиз, налив себе кубок вина и выпив его за здоровье майора, заметил, что, как ни скромен провиант в его лагере, майору Дальгетти, по‑видимому, приходилось довольствоваться еще худшей пищей вовремя своих странствований по Аргайлширу.

– Можете быть уверены, ваша светлость, – с полным ртом отвечал почтенный майор, – вкус черствого хлеба и затхлой воды, которыми угощал меня Аргайл, до сих пор у меня во рту, а пища, которую доставляли мне Сыны Тумана, – хоть эти бедные, беспомощные создания и старались изо всех сил, – не шла мне впрок, так что, когда я надевал свои доспехи, которые, кстати, мне пришлось бросить ради удобства дальнейшего путешествия, мое тело болталось в них, как прошлогодний сморщенный орех в своей скорлупе.

– Вам нужно скорее вернуть потерянное, майор Дальгетти.

– По правде говоря, – сказал майор, – мне это едва ли удастся, если только мне не будет выдано жалованье, ибо, смею вас уверить, ваша светлость, те сорок два фунта веса, которые я сейчас потерял, были приобретены мной за счет жалованья, аккуратно выплачивавшегося правительством Голландии.

– В таком случае, – промолвил Монтроз, – вы сейчас достигли веса, при котором вам легче будет совершать походы. Что же касается жалованья, то дайте нам одержать победу, майор. Только одержать победу – и тогда все желания, и ваши и наши, исполнятся… А пока налейте себе еще вина.

– За здоровье вашей светлости, – провозгласил майор, наполняя кубок до самых краев, дабы выказать свою преданность, – за победу над всеми врагами, а главное – над Аргайлом! Надеюсь вырвать собственноручно второй клок волос из его бороды, – однажды мне уже удалось ее пощипать.

– Прекрасно, – отвечал Монтроз. – Но возвратимся к вопросу об этих людях

– Сынах Тумана. Вы, разумеется, понимаете, Дальгетти, что об их присутствии и о том, с какой целью мы намерены их использовать, никто не должен знать, кроме нас с вами?

Майор, в восторге от этого знака особого доверия со стороны своего начальника, – на что Монтроз и рассчитывал, – прижал ладонь к губам и важно кивнул головой.

– А много ли спутников у Раналда? – спросил маркиз.

– Насколько мне известно, – отвечал майор Дальгетти, – их всего человек восемь или десять мужчин и несколько женщин и детей.