— …или, — упрямо повторил Николас, — узнать правду о том, что случилось пятнадцать лет назад.

— Правда заключается в том, что мой отец невиновен.

— Тогда именно это мы и обнаружим.

— Неужели? Как такое возможно, если вы убеждены, что он обычный преступник? Если вы думаете, что он предал компанию, на которую работал, что он украл деньги, потому что его семье требовалось больше, чем он мог дать. Если вы полагаете, что я — дочь вора. Если вы думаете…

— Я думаю, что у вас начинается истерика, и я должен либо поцеловать вас, либо…

Шутливое замечание убило все ее надежды. Николас не собирался помогать ей.

— Вы смеялись надо мной. Нет… гораздо хуже. Вы действительно поверили в мою угрозу обратиться в газеты. Вы с вашим отцом разработали план, как доказать виновность моего отца. Вы думали, что я такая глупая и наивная, что поверю в это. Я должна была устыдиться, что я — дочь преступника, убраться с дороги и никогда больше не тревожить никого из вас.

— Вы закончили? — ледяным тоном спросил Николас.

— Я не закончу до тех пор, пока не докажу, что мой отец не совершал никакого преступления.

— Предполагается, что я должен аплодировать этому сенсационному заявлению?

— Давайте. Унижайте меня. Я заслужила ваши издевательства. Все время, пока я жалела вас, думая, что вы страдаете от боли, вы изобретали способы обмануть меня. Я облегчила вашу задачу, правда? — Она была так разъярена, что не могла стоять на месте и носилась взад и вперед по комнате. — Я попалась на самый старый трюк Лесть. — Она сопровождала каждое слово выразительными жестами. — Вы были превосходны. Вы не стали тратить время на комплименты моим волосам или фигуре, или тому, как я готовлю, или моему уму. Вы сразу нашли мое слабое место. Единственное, чем я горжусь. Мою силу. Вы пробормотали несколько глупостей о том, что я крепкий орешек, и я стала воском в ваших руках.

Николас прислонился больным плечом к спинке дивана.

— Дайте мне знать, когда закончите, — сказал он скучающим тоном. — Не хочу прерывать это мелодраматическое представление.

Она остановилась напротив окна и невидящим взглядом уставилась на высокую сосну. Нет, пронять его невозможно. Она бессильно опустила руки.

— Я должна была заподозрить неладное, когда вы так резко изменили свое мнение. Слишком внезапно, слишком легко. — Гордость не позволяла ей расплакаться в его присутствии. — Я собираю вещи и уезжаю сегодня днем. Меня не волнует, как вы доберетесь до Колорадо-Спрингс. Я позвоню вашей матери завтра. Поскольку я бросаю работу, она ничего мне не должна.

— Трусиха.

Рэйчел взорвалась от этого высказанного спокойным тоном упрека, но вспышка гнева быстро прошла.

— Вам больше не удастся манипулировать мною. — Ей хотелось кричать, швырять вещи. Вместо этого она направилась к лестнице.

И внезапно налетела на скамеечку для ног.

Приземлилась она прямо на диван. На колени к Николасу.

Поморщившись, когда она ударилась о его руку, он отодвинул ее в сторону.

— Черт. Вы, наверное, брали уроки у этого бандита Донета. Если мои клиенты собираются вести себя как те парни, которых я ловлю, то мне, пожалуй, лучше подыскать себе другую работу.

— Ой, Николас, извините. Я не смотрела под ноги. Чем я могу вам помочь? Вызвать врача? Я могу отвезти вас в ближайшую больницу. Я сделала вам больно?

— Не тогда, когда свалились на меня. — Он посмотрел поверх нее и пробормотал: — Больно то, что вы думаете обо мне как о мошеннике и обманщике.