Тридцать первого августа полковник Дроздовский был ранен во время атаки. Сохранилось ее подробное описание: «Не имея возможности войти на месте в связь с отходящими по горным тропинкам казачьими разъездами, а следовательно, не имея никаких сведений о противнике и его расположении, решено было послать вперед разведку из батальона 254 пех[отного] Николаевского полка. Разведкой принял на себя руководство начальник штаба дивизии Дроздовский. К утру эта разведка определила линию фронта всего корпуса для перехода в контр-наступление против австро-германцев. По занятии Николаевским полком позиции остальные части дивизии были поставлены вправо и влево от него, заполнив таким образом образовавшуюся брешь, соприкасаясь правым флангом с Уссурийцами, левым же с 37 пех[отной] дивизией.

Подошедшими нашими свежими силами было предпринято частичное наступление, которое начало успешно развиваться на обоих наших флангах. Нам же необходимо было преодолеть сильнейшее естественное препятствие, в виде местного горного хребта с тактическим ключом — горой Капуль, за которой находился очень важный для нас Кирлибабский проход. Для взятия Капуля была назначена 64-ая дивизия, части которой ночной атакой в короткой штыковой схватке сбили противника и закрепились, послав донесение в штаб дивизии, что Капуль взят, о чем было немедленно сообщено в ставку Главнокомандующего. В связи с этим донесением, ночью же стали вырабатывать план дальнейшего наступления, когда с рассветом выяснилось, что нашими частями занята не гора Капуль, а лишь ее восточное плато. Было необходимо исправить эту ошибку и главное сгладить неловкость по отношению к Ставке. Взятие Капуля было назначено на 5-ое Сентября. Этой атакой взялся руководить подполковник Дроздовский, подтянув для этого весь свободный резерв. Мне кажется, что подполковник Дроздовский чувствовал, что его присутствие и личное руководство внушало строевым начальникам от командиров полков до младших офицеров уверенность в успехе, а для солдат казалось необычайным присутствие начальника штаба их дивизии. Атака носила характер стремительного, безудержного натиска. Но когда передовые цепи под действием смертоносного огня в упор, захлебнувшись, залегли перед проволокой, подполковник Дроздовский, приказав двинуть на помощь новый резерв, поднял залегшие цепи и с криком „вперед, братцы“, с обнаженной головой бросился впереди атакующих. Мы были у цели, я — командир роты, бежал рядом с подполковником Дроздовским, все это происходило в какие-то короткие мгновенья, но злая судьба не дала возможности довести Михаилу Гордеевичу так блестяще начатую атаку, — он был ранен. Ворвавшись в окопы противника, мы смогли продержаться там только до вечера, так как тщетно ждали поддержки со стороны соседних участков. Но там не было таких руководителей, которые готовы были с такой энергией до конца служить своему делу, как подполковник Дроздовский. Я не знаю, как на этот подвиг посмотрело высшее начальство, но мнение всех строевых офицеров и солдат было одно — не потеряй мы Дроздовского в этом бою, к вечеру мы бы уже спускались в Кирлибабский проход».

Рана оказалась серьезной, были разорваны мышцы правой руки ниже локтя, поврежден локтевой нерв. Потребовалось долгое лечение в одесском госпитале. Только 30 декабря 1916 года Михаил Гордеевич смог вернуться на фронт, но там узнал, что его, как пробывшего в отлучке больше двух месяцев, отчислили от должности. Пришлось ехать в Ставку, в Могилев, где 10 января 1917 года он получил назначение на должность исполняющего обязанности начальника штаба 15-й пехотной дивизии, действовавшей на Румынском фронте. По воспоминаниям Е. Э. Месснера, в то время штабс-капитана, «мне нелегко было служить при нем старшим адъютантом <…> Требовательный к себе, он был требовательным и к подчиненным, а ко мне, его ближайшему помощнику, в особенности. Строгий, необщительный, он не вызывал любви к себе, но уважение вызывал: от всей его статной фигуры, от его породистого, красивого лица веяло благородством, прямотой и необыкновенной силой воли».