Сив вздохнула и в который раз подивилась тому, как щедр к ней Великий Глаукс. Пусть она потеряла любимого супруга и, возможно, навсегда лишилась единственного птенца, но Глаукс послал ей самых лучших на свете друзей — Миррту, Гранка и медведицу Свенку.

Тем не менее, она не надеялась на чудо. Она знала, что медведица должна прежде всего заботиться о своих детях. Несмотря на искренние обещания Свенки, Сив понимала, что даже огромной медведице не под силу ухаживать за детьми и одновременно колоть лед вокруг айсберга. Значит, Сив придется самой позаботиться о себе. Она знала, что вскоре после того, как Свенка уплывет к себе, вода фьорда вновь затянется льдом.

Ночное небо постепенно темнело, а Сив сидела и смотрела на стихающую воду, пока на неподвижной поверхности не засверкала тонкая пленка. С каждым часом пленка эта становилась все толще и толще, потом превратилась в корку и начала отливать серебром.

Ветер стих, и даже слабый ветерок не тревожил неподвижные воды фьорда. Казалось, будто все силы природы объединились, чтобы проложить хагсмарам безопасный путь через окраинные районы Ниртгара к обиталищу Сив. Что она могла противопоставить такой мощи? Она просто сидела, смотрела и ждала.

На вторую ночь после того, как Свенка уплыла к своим детям, Сив что-то толкнуло в желудок. Странное беспокойство охватило ее. Сив сразу поняла, что эта ночь станет ночью рождения ее сына.

— Никогда в жизни я ни в чем не была так уверена, — много позже призналась она мне. — Я знала, что моему сыну суждено прийти в мир в эту скованную льдом, усеянную звездами ночь — самую долгую ночь в году!

Самая длинная ночь

А в это время я терпеливо пережидал первые зимние ветра и гадал, когда же вылупится птенец. Надеюсь, вы помните, что мы с Сив расстались в спешке, и я даже не успел спросить у нее, когда она снесла яйцо. Я предполагал, что это произошло незадолго до гибели Храта.

Обычно полное созревание птенца занимает целый лунный цикл, но я не знал, от какого времени следует отсчитывать этот цикл для моего питомца. И вот однажды, в ветреную зимнюю ночь, последнюю — и самую длинную! — ночь совиного года, когда день краткой сумеречной полосой света на миг прорезает бесконечную тьму, яйцо вдруг засветилось ярче прежнего, а затем принялось вздрагивать.

С каждой секундой оно дрожало все сильнее и сильнее! Затем дрожь прекратилась, и яйцо начало энергично раскачиваться из стороны в сторону. Все это произошло в неверный час бесконечной ночи, когда секунды медленно перебегали из последней минуты старого года в первую минуту нового. Небо сверкало мириадами ослепительных звезд, и укутанный снежным покровом лес отражал их холодный свет, отчего стволы и ветви деревьев казались одетыми не корой, а звездным сиянием.

Тео робко просунул голову в дупло.

— Он появляется, Тео! Пришло время! — воскликнул я.

— Можно мне войти? — спросил он.

Я кивнул, не смея произнести ни слова.

Тем временем яйцо раскачивалось все сильнее. Я склонился над ним. Желудок мой едва не выпрыгнул наружу, когда я увидел на сверкающей скорлупе крошечный кончик яйцевого зуба.

Позже я узнал, что в тот самый миг, когда яйцевый зуб птенца пробил скорлупу яйца, хагсмары напали на Сив.

Сив заставила себя бесстрастно встретить первые лучи желтого сияния, окрасившего лед зловещим янтарным светом. На этот раз хагсмары не застали ее врасплох. Королева крепко сжимала в когтях ятаган погибшего супруга, и всей силой разума и желудка представляла себе своего новорожденного сына. Она рисовала себе его появление на свет. Вот проклюнулся яйцевой зуб, вот еле заметная трещинка начала расползаться по поверхности яйца. Сив казалось, будто она слышит тихий треск скорлупы. Она представляла снеговое гнездо, которое я соорудил для ее птенца, однако запретила себе даже думать о том, где могло находиться наше убежище.