|
Яна бросилась вперед, споткнулась, чуть не упала. Сержант не обратил на нее внимания. В машине угадывались силуэты его коллеги и кого-то еще, может, третьего патрульного. — Сержант! Наверное, он был в шоке или не понял, что к нему обращаются. — Сержант! — Яна ткнула удостоверением ему в нос. — Что происходит? Есть связь с руководством? — Звездец происходит, — меланхолично заметил патрульный и почесал обильный, через ремень перевесившийся, живот. — И руководство звездой накрылось. — Почему бездельничаете? Не видите — люди в помощи нуждаются?! — напустилась на него Яна. — Почему свои обязанности не выполняете? — Потому что звездец, — вздохнул сержант, стянул с головы фуражку и вытер красную морду. Он был совсем молоденький, чуть за двадцать, а уже толстый, одышливый. И тупой. Яна не отставала: — Немедленно возьмите себя в руки. И приступайте к выполнению своих обязанностей. Дайте мне связь с руководством… — Майор, — патрульный смотрел с жалостью, — какая, на хер, связь? Все накрылось. Нет больше руководства. Ща покурю, и мы с Михалычем домой поедем. Сообразим — как, и поедем. Все человеки. Каждый выживать будет, а ты — руководство, руководство… Прапорщик Михалыч, такой же толстый, красномордый, но постарше, заметив, что у сержанта назревает конфликт, выбрался из машины. — В чем дело, гражданочка? Яна представилась и попыталась хоть этого вразумить — без толку. Прапор придерживался той же позиции: «Покурим, решим, как ехать, и отправимся домой». Яна чуть не плакала. Они не понимают, что происходит! И связи с руководством действительно нет, но нельзя же бросать пострадавших… Из «Жигулей» вылез третий человек. Этот был не в форме, и сперва Яна решила — опер, но оказалось — приезжий из Рязани, которого патрульные задержали и собирались «потрясти». Приезжий тоже закурил, с презрением посмотрел на полицейских, оценил ситуацию. Подошел вплотную к Яне. Высокий мужчина за тридцать, одного с Игорем типажа — плечистый, но худощавый, с тонким крупным носом, пронзительно-синими глазами и коротко остриженными, черными с проседью волосами. И как патрульные в нем приезжего опознали? Одет прилично, в черные джинсы и черную футболку. — Оружие у них заберите, — посоветовал задержанный. — Они пока не понимают. Отдадут. — И, повысив голос, обратился к прапору: — Пистолет-то верните. Уже выяснили, что травматика. Все законно. — А ты поди так с ходу разберись, что у тебя на поясе… Травматика или настоящая «беретта» — хрен поймешь, — огрызнулся сержант. — Верните, — приказала Яна. — И я конфискую у вас АКСУ. И боеприпасы. Вам до дома добраться и табельных «Макаровых» хватит, а мне тут людей спасать. — Э, нет. — Прапор передвинул висевший на «грудной мозоли» автомат под мышку. — А руководство спросит? — Скажете, гражданские отняли. Или в провал упал. Ну что, сдаем оружие? Вы же все равно дезертируете. Яне показалось, что сейчас прапор просто выстрелит ей в грудь. Он-то собирался «смотаться домой» и не думал о себе как о дезертире. Но видно, прав оказался задержанный — полицейские пока не врубились в ситуацию. Окаменев рожей, патрульный отдал Яне укороченный автомат. Потом оба патрульных погрузились в машину и уехали, резко сдав назад. Яна осталась наедине с приезжим, критично осматривающим свою травматику. — Максим, — представился задержанный. — Ну, майор, что делать будем? — Зовите меня Яной, — откликнулась она, принимая помощь. — Сейчас только попить найдем, а там нужно бы машину на ходу. И едем в Кузьминки, если вы не против. |
