— Переступив порог этой школы, добровольно или принудительно, можете забыть о всех сладких мечтах, — продолжил рудиарий с ухмылкой, показывая, что он больше ценит отколовшуюся яичную скорлупу, чем наши жизни. — Никому из вас теперь не стать всадником, не сделать карьеру в муниципии, и вы даже не сможете давать показания в суде, потому что мой пердеж стоит дороже вашего слова! А когда вы сдохните, то вас погребут как шакалов, потому что вы отныне приравнены к самоубийцам. И я не спрашиваю, нравится вам это или нет, это данность, которую каждому здесь присутствующему уроду придется принять!

Повисла внушительная пауза. Рудиарий, с той же презрительной ухмылкой, обводил нас взглядом. Возможно, ждал возражений, но их не последовало. Каждый уже оказался научен горьким опытом и молчал в тряпочку.

Карас внушительно кивнул.

— Но у этого коровьего дерьма есть обратная сторона, — голос рудиария сделался мягче, он упер руки в боки и сплюнул через зубы на песок. — Если вы будете отдавать на аренах всего себя, то ваше имя узнают во всех уголках Республики. Богатенькие жирные свиньи осыпят вас серебром и приведут вам на обучение своих сынков. И не чхать ли вам будет на все эти высеры, которое предлагает римское гражданство. Не насрать ли на ограничения, когда у вас будет тонна серебра⁈ Добро пожаловать в школу, бесславные ублюдки!

Карас выхватил свой рудий и трижды им проголосовал с громогласным «ура». Клич подхватили гладиаторы. Я поймал себя на мысли, что все эти бесконечные разговоры, ничто иное, как психологическая накачка. Нужный этап, куда важнее для гладиатора, бьющегося насмерть, чем хорошая еда и отдых.

Удостоверившись, что его услышали и намотали сказанное на ус, рудиарий вытащил из складок одежды небольшую восковую табличку с текстом «афиши» предстоящих игр. Зачитал вслух:

— С пятого дня до майских коленд гладиаторы легендарной бродячей школы ланисты Мантула будут биться в Панормусе, будет звериная травля'.

Рудиарий поднял восковую табличку над головой, показывая все присутствующим. Не видно было совсем ничего, но поверим на слово. Я предположил, что этот текст очень скоро будет нанесен на стены домов столицы Панормуса (как я понял речь шла о столице Сицилии — современном Палермо).

— Через месяц звук рога застанет вас на арене амфитеатра, — рудиарий опустил табличку. — Вы должны будете забыть о страхе и сомнении. Зритель простит все, кроме трусости и робости перед соперником или зверем. Запомните это, потому что независимо от вашего желания, поединка с человеком или зверем не удастся избежать… — он многозначительно улыбнулся.

Почему боя избежать не удастся я помнил слишком хорошо — тех, кто робел на арене гнали в бой бичами или открытым огнем.

— Хотите посмотреть на наших зверушек? — это был не вопрос, а приглашение следовать за собой.

Рудиарий вывел нас за пределы тренировочной площадки, и за пределы лагеря. Здесь мне еще не приходилось бывать, правда к лучшему. На некотором отшибе от заборчика лагеря стояли большие деревянные клетки, вместо металлических они были построены из прочных древен толщиной с ногу. Зверь при всем желании не мог переломить такие бревна. Чем ближе мы подходили к клеткам, тем отчетливее становился едкий запах сырого мяса и испражнений… А от вида зверушек в этих деревянных клетках мне стало не по себе. За боевиками сидели огромные африканские львы. Львы лежали на земле, дремля, но стоило нам подойти, как величественные хищники вскочили, зарычали и начали бросаться на ограждение.

Я заметил, как побледнели гладиаторы при виде диких кошек. Эти короли звериного мира весом под две сотни килограммов, определенно заставляли задумываться, насколько ничтожна жизнь человека… даже остро заточенный гладиус не добавлял уверенности. А если львов на арене будет несколько?

— Потом, ближе к играм, обещают повезти пантер, — сообщил рудиарий.