В общем, требовалось не просто побеждать, но и делать это красиво, для развлечения римской публики. То есть хорошему (а значит и дорогому, приносящему своему владельцу большую прибыль) гладиатору нужны были еще и артистические навыки. Отчасти такой подход активно использовался в двадцать первом веке, в таких шоу, как американский рестлинг в частности. И было интересно осознавать, что еще две тысячи лет назад римские «промоутеры» понимали важность шоу для зрителя.

— Да что ты жмуришься, как у Плутона в царстве! Просто закрой глаза! И падай! Колени! За коленям следи, да чтоб тебя! А ты куда пошагал? Если так размахивать будешь, себе башку снесешь, левее, левее давай! Еще! Да не в бок ему, а рядом! Ты в глаза ему смотри, в глаза, как любимой девке! Ты не в лупанарии, отодвинься! Еще! Руки выше! Я тебе их сейчас оторву и в задницу вставлю! Все лучше будет!

Карас вел себя эмоционально, но невооруженным взглядом по нему было видно, что он болеет за свое дело и буквально им горит. Пока двое гладиаторов сражались, а остальные учились этому великому актерскому искусству под предводительством Караса, я вполуха прислушивался к более интересным разговорам. Нет нет, а такие разговоры велись даже на тренировочной площадке.

Ну а развесив уши, я заодно тренировался в изображении на лице выражения «Я внимательно слежу за уроком и не отвлекаюсь ни на что другое».

— Голит не согласен, — донеслось до меня, резанув по ушам.

Я усилием воли сдержал то же самое выражение лица, тем более, Карас повернулся, чтобы проверить, кто следит за его уроком.

— Увижу, кто отвлекается — выпорю! — шипел он сквозь плотно стиснутые губы.

Но встретить ни один взгляд не смог — все внимательно наблюдали за постановочным сражением, впитывая в себя как нужно красиво падать и «умирать». Да, кроме театрального шоу, тут не гнушались делать подпольные ставки, и то один гладиатор, то другой «внезапно выигрывал проигранную схватку».

Но в голове у меня вертелись совершенно другие мысли. Голит не согласен, хорошо же… С этим надо что-то сделать. И с ним — тоже. Он может мне все испортить. А сторону надо выбирать, кто за белых, кто за красных, как говорится. Никакого «а я делать ничего не буду и со сторонки понаблюдаю» быть не может. Так что, по Голиту и его отказу, я намотал на ус.

Первые недели мы отрабатывал навыки на столбе и на чучелах, набитых соломой, но после этого, в последней четырехдневке начались полноценные контактные спарринги. Железные мечи для учебных боев также были вдвое тяжелее боевых, чтобы привыкали к весу, ну и качались бонусом. Да, они были затуплены, но гладиаторы не являлись джентльменами, поэтому даже во время таких учебных спаррингов некоторые ребята получали серьезные травмы. Получить даже тупым куском металла весом килограммов в десять — счастья мало.

И отработка в таких спаррингах была и по бою, и по стратегии, и по тому самому актерскому мастерству, что сейчас проверял Карас.

Легко сместившись между наблюдающими за боем гладиаторами, я оказался около нужного мне мужика.

— Постоим в парах? — независимо предложил Голиту, не отвлекаясь от актерского боя, в котором падали, вставали и продолжали «красиво» умирать.

Голит смерил меня взглядом, явно напрягся, но отказываться от моего предложения не стал.

— Постоим, почему нет, — качнул головой соперник, и мы отправились на свободную площадку.

Карас проводил нас взглядом, но тут же накинулся с новыми замечаниями на подопытных актеров. Ничего подозрительного наставник явно не заподозрил.

Перед небольшой ареной мы взяли оружие, он — как секутор, с гладиусом и щитом, а я как ретиарий, с трезубцем и рыболовной сетью из крупного каната.