Офелла сделал глубокий вдох, втягивая ноздрями разряженный воздух. Ослепленный предстоящими свершениями, Офелла не обратил внимание на то, что один из скандирующих людей лишь раскрывает рот, не произнося ни звука, и лишь ближе и ближе подбирается к нему.

— Консул! Консул! Консул! — ревел народ на Форуме.

Раскланиваясь по сторонам, как на трибуне, Офелла на периферии зрения заметил странный блеск. Когда обернулся, было слишком поздно — гладиус наемного убийцы уже плотно сидел между ребер, поразив сердце. Резкая боль стремительно сковала полководца.

Расширенными от непонимания глазами, всадник разглядывал лицо своего убийцы, который отпустил рукоять меча и сделал уверенный шаг в сторону, позволяя себя схватить. Но прежде убийца провернул рукоять, сделав полный оборот. Он понимал, что делает — кровотечение после такого уже ни за что не остановить… по сути Офелла получил себе смертный приговор.

Пока Офелла медленно опускался на колени, теряя силы, народ на форуме прекратил скандировать, и то тут, то там, слышались крики ужаса. Все поняли, что только что произошло.

— Они убили нашего консула! — молнией пронеслась первая догадка.

— Офелла ранен…

Словно круги на воде от брошенного камня, слухи расползались по площади, и криков становилось все больше.

Последнее, что увидел в своей жизни Квинт Лукреций Офелла — храм Диоскуров, где с высоты за его смертью наблюдал сам Счастливый Сулла, застывший в лучах садящегося солнца, как статуя Аполлона.

* * *

— Счастливый, центурион Дилий убил Офеллу!

Задержанного, едва не растерзанного толпой убийцу притащили на суд к Сулле, бросив перед ним на колени.

Убийца тяжело дышал, по подбородку его стекала кровь. Но он оказался не сломлен, прямо смотрел на великого полководца, а потом неожиданно произнес.

— Я сделал это, Счастливый.

Сулла лишь взмахнул рукой, приказывая отпустить мужчину, даже не посмотрев на него. Двое солдат, приведших убийцу, переглянулись.

— Он убил Офеллу… — робко возразил один из них. — Народ негодует и требует казни.

Сулла медленно покачал головой.

— Я убил Лукреция, так как он меня не послушался.

* * *

— Держи его…

Договорить пират не успел. Решив не тратить время, я оглянулся по сторонам, и резким ударом ноги ударил одного из своих стражников в пах. Самый коварный удар — тот, которого ты не видишь и не ждешь. Пирата согнуло и чтобы гарантированно вывести его из строя, я добил его коротким ударом локтя в висок, не давая и шанса на ответный удар. Процессия впереди только начала останавливаться, услышав непонятный шум, а я уже бил второго головой о стену, благо что ушли не так далеко от входа. Раздался хлопок, череп у пирата оказался крепким, в стене даже небольшая вмятина осталась.

Отметив, как противник стекает по стене на пол, я заметил, что ко мне бросились несколько человек из охраны торговца, или как тут называли «самого главного владельца живым товаром»?

Выйти через тот же вход, что и заходили, было бы просто глупо — там еще не позабылись вошедшие, и меня попытается остановить первый встречный. Значит, надо пробиваться к другому выходу, который здесь наверняка есть.

— Остановите его! — закричал капитан пиратов, но что меня зацепило — в голосе не было недовольства или враждебности. Ничего из того, что можно было бы ожидать услышать в голосе того, кто теряет деньги. Странно.

Я сделал небольшую отметку в голове с подписью «подумать на потом». На размышления сейчас не осталось времени, и я быстро оценил обстановку. Нижний зал являлся и переговорным, а переговоры в Древнем Риме велись, как правило, за накрытыми столами.