Лиз совершенно не представляла, как осуществить свое намерение на практике. Позвонить ему? Но она понимала, что люди такого калибра сами трубку не берут. Объяснить секретарше кто она и зачем звонит? Бред! И разговор с ним предстоял долгий и сложный, телефон явно не самое подходящее средство для такого диалога. А может быть, надо попытаться узнать его адрес и заявиться с неожиданным визитом? Нет, это слишком опасно. Во-первых, он может не перенести шока от ее сообщения, и его хватит кондрашка. Лиз не имела представления о том, сколько ему лет и в каком состоянии находится его сердце. Во-вторых, ее могут вообще не пропустить к нему.

Стало быть, оставалась надежда на мудрое и всеохватывающее письмо. Но все равно ей не было ясно, как далеко она может зайти в освещении создавшейся ситуации. Ровно так далеко, говорила она себе, чтобы возбудить в нем любопытство, на первом этапе — не больше. А то вдруг ему все это покажется не заслуживающим внимания и он уже в следующий момент по прочтении первой строки ее послания бросит его в корзину и займется привычными делами.

Джейн очень скупо рассказала ей о нем в бурном порыве выговориться, это был всплеск эмоций. Но, учитывая, что все это происходило в больничной палате, где ее сестра лежала уже в безнадежном положении, Лиз пришлось сдержать поток совершенно оправданных вопросов, возникших в ходе взволнованного рассказа. К тому же кто знал, что судьба оставила Джейн всего каких-то десять минут земного бытия… Больше сестра никогда и ничего ей уже не расскажет.

Письмо, о котором идет речь, она отправила десять дней назад. Теперь, когда ее рука сжимала конверт с ответом на него, Лиз удивилась, насколько состояние, в котором она пребывала, соответствует тому, что она предвидела, отправляя свое послание мистеру Гленну. Определить это состояние можно одним словом — «неуверенность». Права ли она была, затевая всю эту авантюру? Не предала ли она память сестры, доверившей ей свою тайну?

Распечатав конверт, она уставилась на лист плотной бумаги, покрытый четким почерком. Чернила были черные, как ее собственные ощущения. Не надо было загонять себя в угол, подумалось Лиз, но теперь — поздно…

— Что случилось?

Лиз подняла взгляд, оторвав его от письма, которое она поспешно постаралась упрятать в карман своей широкой шерстяной кофты. Устремленные на нее глаза симпатичной девочки светились искренним любопытством.

— Все в порядке, Патриция. Почему ты еще не причесала волосы? Право, в таком виде появляться в школе просто неудобно.

Лиз постаралась согнать с лица следы тревоги. Дети так легко определяют настроение взрослых, а ей вовсе не хотелось, чтобы девочка пережила дополнительное огорчение. Бедняжке и так выпало за ее короткую жизнь слишком много переживаний.

— Неужели проблемы с нашим домом? Я права? — Вопрос прозвучал слишком серьезно, несмотря на то что задан он был тоненьким голоском. — Они все же хотят отнять у нас этот дом?

— Упаси Бог! Почему ты так решила? — Лиз постаралась говорить спокойно, но сердце ее оборвалось, когда девочка задала именно этот вопрос.

— Я слышала, как ты разговаривала об этом с миссис Браун вчера вечером по телефону.

Они пристально посмотрели друг на друга — большая и маленькая. И уже не в первый раз Лиз почувствовала, как ее придавило чувство полной беспомощности. Беспомощности перед лицом событий, управлять которыми она была совершенно не в состоянии. Беспомощности, которая усугублялась тем, что она не могла сбежать, бросив на произвол судьбы малышку Патрицию, дочь своей сестры. Та была слишком мала, чтобы остаться без присмотра. Как она, Лиз, могла объяснить ребенку, что происходит, если и сама это не очень-то понимала?

— Пат, между прочим, ты явно проспала! Тебе давно уже пора было отправиться в школу. — Девочка никак не отреагировала на замечание тети.