— Девочка никак не отреагировала на замечание тети. Она молча стояла и выглядела очень серьезно в своей зимней школьной форме. Ей уже исполнилось семь лет, у нее были длинные темные волосы и таинственные зеленые глаза. — Да, дорогая, — признала после паузы старшая женщина, — с домом есть определенные проблемы. Но я стараюсь решить их.
— Неужели нам все же придется переехать отсюда?
— Посмотрим, малышка. — Лиз сделала паузу и перевела дыхание. — Все может случиться. Может быть, и придется переехать.
— Но ты меня не бросишь в любом случае? Правда?
Патриция задала свой вопрос шепотом, что свидетельствовало о смятении, охватившем ее маленькую душу. Лиз опустилась на колени и ладошками обхватила лицо девочки. Это был уже не первый случай, когда ей приходилось убеждать свою маленькую племянницу в верности, в том, что единственная родственница не исчезнет из ее жизни.
Школьный психолог рассказал Лиз, что страх остаться одной — вполне оправданная реакция девочки на смерть родителей. Малышке было необходимо, чтобы кто-то постоянно повторял ей, что она не останется в одиночестве, чтобы она ощущала крепкое плечо рядом и знала, что так будет в любой, даже самой сложной ситуации.
— И не жди этого, Дюймовочка! — В голосе Лиз можно было почувствовать горечь. — Хочешь ты того или нет, я всегда буду рядом с тобой. Давай-ка причесывайся и завтракай. И быстрее отправляйся в школу. — Лиз откинула назад густые волосы девочки и поцеловала ее в лобик. — Пожалуйста, поспеши. Ты знаешь, как непреклонна миссис Стефенс, когда речь идет о пунктуальности. Иначе мне придется выслушать еще одно наставление. И тогда уже я опоздаю на работу.
Лиз спустилась из спальни вниз, на кухню, и стала готовить завтрак. Пока она занималась этим, внешне все выглядело как обычно. Только ей казалось, что письмо уже прожгло дырку в кармане кофты. Ричард Гленн милостиво выразил согласие встретиться с ней. Через пару дней. В его клубе, расположенном в деловом квартале Нэшвилла. Он не ставил никаких предварительных условий и не задавал вопросов. Наверное, ему самому было любопытно узнать, почему незнакомая женщина обратилась к нему с таким письмом. Правда, ни одна строчка его ответного послания не выдавала этого любопытства. И из-за этого Лиз и не могла представить, что же он за человек. Она сожалела, что не успела, шокированная услышанным, задать умирающей сестре ни одного вопроса, который позволил бы теперь представить, с кем ей предстоит иметь дело.
— Прости меня, Лиз, — прошептала Джейн слабым голосом, — я понимаю, что отягощаю твою совесть, но унести этот секрет в могилу просто не могу. Я должна рассказать тебе об этом, мне надо тебе объяснить…
Лиз и не задала ни одного вопроса, совершенно ошеломленная тем, что услышала. Она всегда считала, что Роберт, будучи мужем Джейн, естественно, был и отцом Патриции… Теперь она узнала, что это не совсем так, а точнее совсем не так! Возник третий человек, мужчина, о котором она услышала в первый раз. Все произошло, рассказала Джейн, в тот странный вечер, когда какой-то таинственный импульс бросил ее в объятия совершенно незнакомого мужчины. Она призналась, что в тот миг не думала ни о себе, ни о Роберте. Но миг прошел, и все вернулось на круги свои. Разве не все в жизни в конечном счете обходится? Жертвенность почти никогда и никем не ценится. Она быстро становится обременительной.
Как сейчас Лиз жалела, что постеснялась задать уточняющие вопросы и просидела те отпущенные им обеим короткие минуты с открытым от удивления ртом. Она-то считала, что в жизни так не бывает, что это просто выдумки поэтов и писателей!
Сестра успела перед смертью еще поведать, что ее возлюбленный живет в Нэшвилле, и назвала его имя. Понадобилось почти полтора года, чтобы Лиз осмыслила услышанное. |