Муриэль села на край постели, некоторое время собираясь с силами, потом встала, влезла в халат и пошла по коридору в ванную комнату, неся с собой мыло, полотенце, туалетные принадлежности и набор для макияжа. После душа она не решилась сразу рассматривать себя в зеркале, пока не заколола волосы и не накрасила губы. Только после этого она рискнула дать себе беспристрастную оценку. Глаза ввалились, черные круги под ними, но это пустяки — наденет солнечные очки.

Она дружески улыбнулась себе: мол, ничего, годишься еще, девочка, это чудо, что при такой жизни, какую ты ведешь, ты еще не похожа на Синатру в парике.

Вернувшись в комнату, она торопливо оделась, чтобы жара не испортила освежающего эффекта душа. Надела симпатичные серо-голубые шортики, потому что у нее были хорошие ноги, стоившие того, чтобы об их цене поторговаться, и белую блузку без рукавов, со странным карманчиком, на котором был вышит красный вопросительный знак: элементы чудачества в одежде способствуют установлению контакта. Очки, сандалии, плетеная сумочка — и она экипирована предстать миру. После беглой ревизии наличности на лице у нее появилась удивленно-недовольная гримаса — у нее осталось шесть долларов и мелочь.

Перекусив в кафетерии, Муриэль прошла полтора квартала до «Каса Кьюпид», маленького коктейль-бара, который она привыкла называть своей «дневной стоянкой». Им владел и управлял Джимми Кьюпид, крупный дружелюбный человек. Когда-то он колесил по ярмаркам, у него был передвижной тир, но потом избрал более оседлое занятие.

Джимми стоял за стойкой. В помещении не было ни души. Громко шлепая сандалиями, Муриэль прошла к стойке. В зале было темно и прохладно, после солнечного света первое время она чувствовала себя полуслепой.

— Да-а, не очень-то тут весело у тебя, — сказала она, садясь на высокий стул и копаясь в своей сумочке в поисках сигарет.

— Июнь, воскресенье, день, жара — откуда быть народу? Сейчас хоть бесплатно всех пои — все равно не набегут.

Джимми подал ей, как обычно, рейнское с содовой. И, как обычно, за свой счет. Муриэль могла пить за его счет сколько ей вздумается, но много никогда не выходило, потому что она растягивала каждую порцию надолго. У них было что-то вроде соглашения. Контракта они не подписывали и даже не говорили об этом. Но если клиенту она настолько нравилась, что тот угощал ее, то она возвращала Джимми долг — в этом случае ее ром с кока-колой только отдавал запахом рома. Иногда Муриэль вообще получала подарок в виде небольшой суммы — это когда она приводила кавалера или даже компанию. И в этом случае негласный договор продолжал действовать, никаких фиксированных эквивалентов не устанавливалось, иначе на Муриэль падало бы пятно продажной женщины.

— Как поиграла? — поинтересовался Джимми.

Муриэль скривила лицо:

— Они меня... Джимми.

Джимми покачал головой:

— Ну сколько говорить тебе, Муриэль? Могла бы и поумнеть за это время.

— О чем это ты?

Джимми Кьюпид заерзал на месте:

— Я просто смотрю на тебя: сколько раз ты уже пролетала так. Живешь в паршивой комнатушке, моришь себя голодом, а что где ухватишь, ставишь на кон.

— Ты хочешь сказать, что я?..

— Не обижайся, ничего я не хочу сказать. Ты не заказываешь цену й не берешь всех подряд, так что ты не вышла на панель. Я просто о том, что ты не бережешь себя. Думаешь, ты вечно будешь красивой? Тридцать уже есть? А дальше что?

— Я урву все-таки, Джимми.