— Вероятно, эта мысль появилась у меня оттого, что мисс Доусон здесь так давно.

Банни пожал плечами:

— Она не такой уж гвоздь программы, но все же имеет свою публику. Потом у нее здесь бесплатно комната, питание. От нее нет никаких неприятностей, она умеет ладить с пьяными посетителями.

— Она здесь так долго и не может получить более удобного времени для выступлений?

— Ей нравится такой расклад, мистер Даррен. Высыпается, успевает захватить солнце, у нее целый вечер до выступлений. Другие артисты, если долго сидят на таком распорядке, начинают ворчать. А Бетти — нет.

— Хм, нашла дом вдали от дома...

— Думаю, она пробудет здесь недолго.

— Банни, вы как-то странно произнесли это.

— Что-то ее здесь удерживает.

— Проклятие! Здесь просто устаешь от постоянных намеков на всякие хитросплетения. Что же ее удерживает?

— Не сердитесь, ничего я не имел в виду. Такое уж тут место, весь город, не только этот отель. Иногда что-то слышишь случайно. Про Бетти Доусон я ничего конкретного не знаю. Но у меня сложилось впечатление, что... она как-то иначе связана с Хейнсом и Элом Марта, и это делает маловероятным ее увольнение — по их инициативе или по ее. Она из хорошей семьи. Да вы и сами, наверное, видите. Говорят, ее отец — врач, училась она в хорошем колледже, некоторое время работала с Джекки Ластером, а все, кто с ним связывался, в конце концов оставались на бобах. Этот человек может снять любую квартиру в городе за свою цену, но никто из артистов, которые его хорошо знают, не может выдержать его общества, если только это не вызвано самой крайней необходимостью.

Хью Даррен сложил потом всю информацию воедино, но это было где-то к концу второго месяца его работы. Они с Бетти кивали друг другу, улыбались, обменивались приветствиями, встречаясь в коридоре, на лестнице, в лифте.

Однажды — это было ранним октябрьским утром — он вышел из своей комнаты, а она как раз медленно направлялась к своей.

— Пора сказать вам спасибо, мистер Даррен.

— За что же?

— За приятные вещи. Маленькие, но заметные. Лучше еда, лучше обслуживание, а вся эта махина стала чище и симпатичнее и внутри, и снаружи. И обслуживающий персонал стал, как бы сказать, лучше относиться к работе. Реже случается, например, когда тебе подают стакан воды или приносят почту с таким видом, будто делают тебе огромное одолжение.

— Не знал, что это становится заметным. Я нахожусь так близко ко всему этому, что мне самому не видно.

— О, еще как заметно! И это замечательно. Потому что жизнь здесь становилась похожей... ну, как в палатке за городом или на сборных пунктах для пострадавших от стихийного бедствия. Вы настоящий профессионал, мистер Даррен. — Бетти улыбнулась ему. — И знаете, что мне больше всего нравится?

— Что же?

— Как вы ходите по отелю. Без спешки, суеты. Легким шагом, с улыбкой.

— Стараюсь делать вид, что я не зануда какой-нибудь.

Она зевнула:

— Извините. Я терпеть не могу этих менеджеров, которые носятся туда-сюда как угорелые, машут руками, суетятся. А вы при вашей нервной работе остаетесь спокойным.

— И за это вам спасибо, мисс Доусон.

— Если вы не боитесь, что персоналу это покажется излишней фамильярностью, то зовите меня просто Бетти, мне так было бы удобнее.

— А вы меня — Хью, если вам угодно.

— Хью — это когда мы встретимся в коридоре. А перед строем — мистер Даррен, сэр.

— Мне нравится, как вы работаете на сцене, Бетти.