– Вы спите прямо здесь? – спросила она.

– Ну, нас тут трое. Это комната Бена. А я живу в маленькой комнатке наверху.

– А большая спальня кому принадлежит?

– Никому. Туда вообще никто не заходит.

– Ясно, – ответила Эми, понимая, в чем дело. – А наверху сейчас кто-нибудь есть?

– Нет. Чуваки попивают «Маргариту» в баре «У Малдона».

– Ничего, если я тут осмотрюсь?

– А вы разве не за тем приехали? Чувствуйте себя как дома.

– Спасибо.

– Хочешь, я пойду с тобой? – спросила Грэм.

– Да, кстати, – встрял Эван, – там в моей комнате тарантул живет, в банке. Домашний. На первый взгляд кажется злобным, но гостей не трогает. Ну, почти не трогает.

– Хотя, знаешь, – отреагировала Грэм, – я лучше здесь подожду.

– Да, я должна побыть там одна, – сказала Эми.

Грэм крепко обняла ее.

Эми поднималась по ступеням медленно, вдумчиво. Каждый следующий шаг – новая волна адреналина. Она снова чувствовала себя маленькой девочкой. Сердце билось быстро-быстро. Ладони покалывало. Эми вспомнила, как хорошо им жилось в этом доме. Спуск с лестницы со скоростью света утром в Рождество. Взлеты наверх с той же скоростью, когда она возвращалась из школы.

Она ступила на последнюю ступень. Впереди по коридору направо была ее комната. Налево – спальня матери. Эми попыталась вспомнить ту страшную ночь, но не смогла – слишком много вещей, отвлекающих внимание. Какой-то странный велосипед в коридоре. Домашний тарантул в банке. Надо выключить свет. Тогда ночью света не было.

Эми щелкнула выключателем. Настоящее куда-то провалилось. Она осталась в темноте – один на один с прошлым.

Страх переполнял ее душу: не боязнь тарантулов или еще чего-то, кроющегося в темноте комнаты, а трепет восьмилетней девочки. Она стояла, оцепенев, и ждала, когда страх пройдет. Но он не прошел. Когда ее глаза привыкли к темноте, он только усилился. Эми могла видеть весь коридор и дверь, ведущую в спальню матери. Страх, гораздо более сильный, чем двадцать лет назад, не давал ей идти дальше. Потому что теперь Эми знала, что случилось.

Ноги сами понесли ее вперед.

Первое, что она чувствует, – ковер под ногами. Несмотря на то, что она в туфлях. Эми снова восемь лет, и, босая, она идет в комнату мамы. Коленки саднит после деревянного пола чердака. Еще шаг – и вот уже слышно, как вращается вентилятор. Дверь в комнату приоткрыта. Куча одеял возвышается над кроватью. И – рука, свисающая с края. Слова застревают в горле, но Эми все равно произносит: «Мама?»

Холодок бежит по спине, когда ее будто выбрасывает из комнаты. На огромной скорости она пролетает по коридору, беспомощно крича, словно какой-то неведомый вихрь уносит ее вверх – из коридора, из дома, с планеты. Космическая пыль мешает видеть, когда Эми пролетает в темноте на такой скорости, что даже звезды сливаются в бесконечный луч света, который будто обвивает ее спиралью. Он сжимается все сильнее и сильнее, пока наконец страх не уступает свету, а она не обретает способности думать. От возникающих мыслей ее шаг замедляется. Спадает напряжение. Эми уже никуда не идет. Она снова на планете: сторонний и беспристрастный наблюдатель, ученый, записывающий данные в тетрадь.