– Я думала, что уже все сделала как надо, – ответила я. – По крайней мере, я сделала все то, что он хотел.

– Это тогда. А сейчас – сейчас надо рассказать правду, – возразила она. – Это твой долг перед Бастером, Мэй-Анной и остальными. Главным образом перед Бастером, – мягко добавила она. – Подумай, разве он не заслуживает того, чтобы люди узнали о нем правду?

Ее слова заставили меня задуматься. Между тем она налила мне еще кофе.

– Спасибо за кофе, Виппи Берд, – сказала я. – И очень может быть, что ты, как всегда, права.

– Запомни, писать должна ты, – повторила она, – потому что меня на это может уже не хватить. Но если вдруг что случится, я буду стоять у тебя за спиной, шептать тебе на ухо и водить твоим пером.

Так оно в конце концов и вышло.

2

Мы познакомились с ней, когда спасли ее от смерти.

Мы то и дело вытаскивали ее из неприятностей. Например, однажды зимой, когда мы всей компанией шли по улице в Кентервилле, Чик О'Рейли подговорил ее лизнуть металлический полоз салазок – и она лизнула, и язык прилип. Мы с Виппи Берд ворвались в ближайший дом, дверь которого, к счастью, оказалась не заперта, схватили с плиты кастрюлю с супом и вылили его на голову Мэй-Анне. Это помогло, язык отклеился. Мне всегда было забавно представлять себе лица людей, которые, вернувшись домой, обнаружили кастрюлю со своим ужином пустой.

После того как Мэй-Анна прославилась, Виппи Берд как-то заметила с усмешкой, что если бы не мы, то пришлось бы ей стать кинозвездой с железкой на языке.

В первый раз мы увидели ее, когда она стояла на самом краю открытого колодца заброшенной шахты «Крошка Энни». Конечно, вокруг этой страшной дыры был забор, но разве он мог остановить кого бы то ни было, особенно детей? Мэй-Анна стояла на самом краю и смотрела вниз, в темноту бездны.

Мы с Виппи Берд играли на шахтном отвале, оттуда и заметили ее. Тогда нам казалось, что весь мир состоит из отвалов пустой породы, и только когда нам исполнилось десять, начали понимать, что существуют места, где в отличие от Бьютта нет никаких отвалов. В этом смысле нашему городку повезло, сказала Виппи Берд.

В старые добрые времена дым плавильных печей так густо окутывал Бьютт, что день превращался в ночь, и городские фонари не гасли двадцать четыре часа в сутки. Шахтеры спускались с холмов после ночной смены, и их карбидные лампы горели в темноте дня, словно череда блуждающих звезд. Так обстояли дела, когда мы с Виппи Берд впервые увидели Мэй-Анну.

Сначала мы просто стояли на склоне террикона и старались разглядеть ее сквозь клочья проплывающего дыма. Позже, когда я посмотрела «Туманные высоты», некоторые сцены этого фильма напомнили мне то, что мы увидели тогда, – крохотную фигурку Мэй-Анны на краю бездны, сильный ветер и клубящийся туман. Но только, сказала Виппи Берд, серного смрада в кино не почувствуешь. Жаль, что Мэй-Анна не играла в этом фильме, – эта роль явно бы ей подошла.

У непривычных людей от серных испарений начиналась дурнота и кружилась голова. Мы-то с Виппи Берд давно к ним привыкли, но Мэй-Анна была новым человеком в наших местах, так что, видимо, серные испарения начали действовать на нее, она покачнулась, и ноги у нее подогнулись. Если бы она упала в эту шахту, которая уходила вниз больше чем на миллион футов, Марион Стрит никогда бы не получила премии Американской академии за «Прегрешение Рэйчел Бэбкок».