В реанимации их уже ждали. Пациента переложили на стол, облепили датчиками. Мониторы тут же заголосили, показывая ужасающие цифры.

И тут Светочка увидела то, что потом еще долго не могла забыть.

В центре этого хаоса, где опытный Мастер-целитель Сердюков метался, отдавая противоречивые приказы, адепт Разумовский был как скала посреди шторма.

Его движения были невероятно четкими, быстрыми, но без единой капли суеты.

— Интубация! — его голос прозвучал как удар хлыста. — Светлана, готовьте адреналин! Надя, ларингоскоп!

Все инстинктивно подчинились ему. Сердюков на мгновение замер, но потом тоже кивнул, уступая командование.

Разумовский взял трубку. Его руки на мгновение вспыхнули мягким, голубоватым светом. Искра. Светочка видела ее много раз, но никогда — такой мощной, такой контролируемой. Он работал.

Сердюков пытался помочь, но скорее мешал. Разумовский же, казалось, видел все и сразу. Он командовал, делал, проверял.

Говорили, он всего лишь адепт. Но сейчас, в свете операционных ламп…

— Давление стабилизируется… Сатурация растет… — сосредоточенно проговорил он, глядя на монитор.

Сердюков, тяжело дыша, вытер пот со лба.

— Есть! Дышит!

— Показатели в норме, господин лекарь! — выдохнула Светочка, не веря своим глазам.

На несколько секунд в реанимации повисла абсолютная тишина. Все просто стояли и смотрели на медленно поднимающуюся и опускающуюся грудь старика. Все выдохнули.

Сердюков устало оперся о стол.

— Ну и что это такое было? — он посмотрел на Разумовского. — Ты хоть понимаешь, что с ним?

Светочка тоже посмотрела на молодого адепта. И увидела то, чего не ожидал никто. Его челюсти были плотно сжаты. А в глазах горела холодная, яростная злость. Но он злился не на них. Он злился на себя.

— Нет, — тихо, но очень жестко ответил он. — Пока нет.