— А больно будет?

— Я постараюсь обезболить.

— А шрамы останутся?

— Шрамы украшают мужчину, — пошутил Никита. — В перевязочную его.

Под обезболиванием лидокаином тонкой шёлковой нитью наложил аккуратные шовчики, осмотрел работу. Хоть он и не пластический хирург, а получилось неплохо. Через годик шрамы будут едва заметны.

Данилу увезли в палату. Раны сами по себе неопасны, но поскольку находятся на лице, надо несколько дней понаблюдать.

Никита вымыл руки и прошёл в ординаторскую. Едва успел сесть за свой стол и начать заполнять журнал операций, как в комнату вошли заведующий и Лешка Троян.

— Уф, управились. Представляешь, мало того что селезёнку мужику оторвало, так ещё и диафрагма разорвалась. Пока сосуды перевязали, осушили… Доступ неудобный, рядом с пищеводом. Намучились изрядно!

Денис Юрьевич достал из шкафчика бутылку коньяка и три рюмки.

— Лёш, ты дежуришь сегодня?

— Я, а что?

— Тогда тебе только пятьдесят грамм.

— Да я не возражаю.

Они выпили по рюмочке «Старой крепости», посидели. Потом повторили — кроме Лёшки.

— Молодец, Никита, выручил. В понедельник на работу. Рассказывай, что у тебя было?

— У паренька — сосед мой по дому — кстати, порезы на лице. ПХО, заштопал. У этого мужика, — Никита придвинул заведующему историю болезни, — гемоторакс, перелом рёбер. Всё сделал в лучшем виде. И дамочка паскудная попалась, из администрации. Ранка — мелочь, а кричала «умираю».

— Хреново.

— Что «хреново»?

— Что из администрации. Наябедничает у себя, жалобу настрочит, комиссиями замучает.

— Предполагаю.

— Ты бы уж поласковее с ней был, что ли?

— Мужику с гемотораксом помощь оказывать надо было — без малого не загнулся.

— Да я-то понимаю, ты им попробуй объясни.

— Да пошли они… — Никита выматерился.

— Вот-вот, а проверяющие придут — мне отдуваться придётся.

— Не впервой, Денис Юрьевич.

— Ладно, давай по последней, — заведующий плеснул коньяку Никите и себе.

— Лёш, ты всё слышал?

— Не глухой.

— К дамочке зайди, сделай вид, что наблюдаешь. А с пациента, что с гемотораксом, глаз не спускай. Ну и за нашим, что оперировали — тоже.

— Чувствую, весёленькая ночка мне предстоит.

— Не впервой.

— А завтра утречком тебя Никита сменит.

— Так у меня же отпуск…

— Считай, что отпуск закончился. Я старшей медсестре уже сказал, чтобы она тебя в рабочий график с сегодняшнего дня вписала. Ладно, я пошёл домой. Никита, дописывай истории болезни и операционный журнал и — свободен.

Денис Юрьевич ушёл. Лёшка забросил ноги на стол, как делали ковбои в американских фильмах.

— Устал, как собака, — пожаловался он, — днём два аппендикса было, куча перевязок. А потом этих привезли.

Он хлопнул ладонью по стопке историй болезни. Оба замолчали, начали писать. К заполнению документов хирурги относились серьёзно. Известное дело — истории пишутся для прокуроров и проверяющих. Даже если всё сделал, как надо, но не всё записал — виновен. А их документы проверять будут точно — всё-таки авария, дело подсудное.

Глава 2

НЕПРИЯТНОСТИ

Собственно, выходные и всю последующую неделю Никита провёл в отделении. Мастерство и опыт врачевания — не только искусно выполненная операция, но и каждодневный, муторный, иногда изматывающий труд по выхаживанию пациентов.