— Они бояре. Свои земли, крепостные… А ты человек служивый, откуда богатству взяться?

— Золотые слова! — восхитился подьячий. — Я за тебя святому Пантелеймону свечку поставлю! От меня низкий поклон и от семьи — супружницы и деток.

— А сколько их у тебя?

— Семеро. Всех кормить-поить, одевать-обувать надо, а кормилец я один. Выручил ты меня. А то ведь ни дров дома наколоть, ни забор подправить. Кила проклятая мешала.

— Сильно не пупочь, а то с другой стороны вылезти может.

— Теперь поостерегусь! — подьячий выложил деньги.

— Ты вот что, Тимофей. Можешь к семье идти. Каждый день на перевязки ходить будешь. Дня через три-четыре швы снимем. Только про цену никому не говори, сам понимаешь — богатые должны платить больше бедных.

— Не сомневайся, всё выполню. Дай Бог тебе здоровья!

Понемногу слухи о лекаре Никите расходились по Москве. Пациентов прибавлялось, а вместе с ними — работы, и, что скрывать — денег.

Как-то вечером, сидя за ужином, князь заметил:

— Ты бы пояс купил, Никита, да нож.

— Зачем он мне? Мне ножей в лекарне хватает, — отшутился Никита.

— Без ножа простолюдины ходят и холопы. Нож — это своего рода знак, статус.

Вот те на! Никита об этом как-то не задумывался. А надо было. Не на пустом месте поговорка родилась «По одёжке встречают». Боярина по одежде видно, по свите. Так же и купца, ремесленника. Хоть и богат купец был, а шапку бобровую надевать не смел, она только боярину положена. А плащ красный — корзно — мог носить только князь. Много было условностей в этом мире.

Вот только жизнь человеческая ценилась невысоко. Муж мог убить жену за вину, без неё и только покаяться в церкви. А жена за убийство мужа подлежала суду и казни — жизнь женщины не ставилась ни во что. Да только ли женщины? После боя на поле брани собиралось, в первую очередь, оружие, потому что стоило дорого. Потом легкораненым оказывалась помощь: их сносили в палатки, везли обозами. Раненные в живот шансов выжить не имели, их добивали свои же, чтобы не мучились.

О противнике речи не было. Их раненые — даже легко — резались поголовно. В живых оставляли только невредимых, за которых можно было потом получить выкуп или обменять на своего. Жестокая жизнь, жестокие нравы!

Никита послушал княжеского совета. Он сходил на торг, купил хорошей выделки кожаный пояс, боевой нож испанской работы едва ли не в локоть длиной и маленький обеденный.

Совет князя вскоре пригодился. Для «дохтуров» заморских, с царского двора, Никита конкуренции составить не мог — там же Коллинз получал двойное жалованье стольника при дармовом питании и жилье во дворце.

Тем не менее в один из осенних тёмных вечеров, когда Никита вышел из лекарни, его окружили несколько человек. Как понял Никита — околомедицинская пена, вроде знахарей, камчужных, травников, иными словами — лечцов.

— Ты почто болящих забираешь? — с угрозой в голосе подступился к нему заводила.

Никита был на голову выше любого из окруживших его, но их было около десятка, и настрой у них был недружелюбный. Он выхватил нож из ножен и приставил остриём к шее заводилы — туда, где находилась сонная артерия. Проведи острым клинком по коже — будет фонтан крови и быстрая смерть.

— Это я у тебя болящего отобрал? Ты ему предлагал камни из жёлчного пузыря удалить?

От страха предводитель язык проглотил, только глаза таращил, боясь шевельнуться и ненароком порезаться.

Никита молниеносно повернул нож, уперев кончик в грудь другому.

— Или, может быть, ты хотел килу оперировать, человека вылечить? Так почему не сделал? Это я у тебя, неумехи, хлеб отобрал?

Лечцы молчали.