Несколько раз он вставал, щупал пульс и проверял — не температурит ли царь? Вроде рану операционную сушёным мхом присыпал, а всё же боязно.
Уже под утро государь сказал:
— Да отойди ты от меня, только спать мешаешь.
И Никита провалился в сон — глубокий, без сновидений.
Проснулся он от шёпота. Открыв глаза, увидел — возле постели государя стоял Самюэль.
— Пусть поспит. Он всю ночь за мной бдил, не железный. Вот проснётся — сам решит, сколько мне выпить можно.
— Да я не сплю уже, государь. Выпей несколько глотков, лучше — бульона куриного.
— А можно?
— Полкружечки.
— Это мы мигом…
Самюэль пару раз хлопнул в ладоши, и тут же в приоткрытой двери показалась голова постельничего.
— Государю — куриный бульон.
Вскоре принесли горячий бульон.
— Пусть остынет немного, горячий нельзя.
— В каждом воздержании смысл есть. Раньше я посты соблюдал — Великий и малые, но всё равно вкушал дозволенную пищу. А как второй день не евши, и в голове просветление. Я молился утром, как проснулся. Вставать нельзя, так я лёжа. Полагаю — Господь простит.
Когда бульон остыл немного, Самюэль напоил царя. Пусть его, хоть какая-то польза. Должен же он деньги отрабатывать. В ночь не пришёл, побоялся. Случись осложнение — не справится. А коли Никита один при царе — с него и спрос. Поправится царь, встанет на ноги — так вроде оба старались, англичанин ведь тоже на операции был. А помрёт — Никита виновен, живот взрезал. При любом исходе позиция беспроигрышная.
Только Никита не политик, ему дворцовые игры по барабану. Ему своё дело свершить надобно, чтобы царь и дальше править мог. Не самый плохой ведь государь на Руси, не Иван Грозный.
За дверью уже звучали голоса, и среди них Никита узнал голос Елагина. С утра примчался, переживал — и за жизнь царскую, и за свою судьбу.
Никита вышел за дверь и немного опешил — в коридоре было полно князей да бояр.
— Ну как?
К нему сразу пробился Елагин, рядом — Ордын-Нащокин; за ним другие тянутся послушать. Сразу настала тишина, муха пролетит — слышно будет.
— Царь на поправку пошёл: Даст Бог — через три дня своими ногами ходить будет, — сказал Никита.
Все дружно выдохнули. Когда лекарь говорил — не дышали, боялись словцо пропустить. Так же дружно все перекрестились.
— Слава Господу, жив государь!
Конечно, ежели другой государь будет, многие постов своих лишатся, поскольку новый царь своих приблизит. А присутствующим этого сильно не хотелось.
— Государю покой надобен, прошу соблюдать тишину. В полдень и вечером я обязательно скажу, как состояние здоровья самодержца. В одном могу заверить — жизни царя больше ничего не угрожает.
Радостный вздох собравшихся был ему ответом. По коридору и лестнице бояре потянулись на первый этаж. В Теремном дворце так близко к опочивальне многих из них бы не пустили. А тут условия походные, попроще.
Елагин ухватил Никиту за локоть и шепнул на ухо:
— Всё обошлось?
Никита кивнул.
— Молодец, я знал, что ты не подведёшь!
В глазах Елагина зажёгся ликующий огонёк. Кто, как не он привёл Никиту к Нащокину? Стало быть, он и есть главный спаситель государя. И Нащокин тоже. Ведь Нащокин о Никите с государём говорил, так что милости царские стороной их обойти не должны. Оба ушли успокоенные и довольные.
Никита и Самюэль теперь дежурили в царской опочивальне по очереди, часа по три. Никита в соседней комнате отоспаться сумел, а то голова совсем чумная была. Он наелся в трапезной, подышал на улице свежим воздухом, постоял на крыльце, прищурясь — в глаза било яркое солнце, слепил снег. |