Он её и видел не раз, и понимал, что все когда-то в землицу сырую лягут — ведь не Кащеи Бессмертные. Но быть мишенью нечистоплотного коллеги не хотел. Да и вообще после смерти Любавы ничто его в Москве не держало, а по некоторым улицам он вообще ходить перестал, чтобы ничего не напоминало о девушке. Как-то незаметно, не вдруг пришёл он к решению покинуть первопрестольную. И лекарню с налаженной работой бросить не жаль. Не радовала его больше Москва, потому как Любавы в ней нет и не будет.
Однажды утром проснулся Никита с необычным решением — надо уйти в монастырь. Не получается у него с женщинами, не даёт ему судьба ни в том, ни в этом мире возможности создать семью, и стало быть — не для него мир плотский. Только решение серьёзное, посоветоваться бы с кем? Друзей близких нет. С Елагиным? Никита заведомо знал, что князь отговаривать его будет — кому охота лекаря терять?
С решением он не торопился, прикидывал, взвешивал. Ведь был ещё вариант: просто уехать из Москвы в другой город — тот же Владимир или Нижний Новгород, Псков — да мало ли городов на Руси? Но почему-то не выходил из головы именно монастырь. И, как специально, народ шёл в лекарню, как лосось на нерест в речку — просто валом. Работы много, пообедать некогда. Забылся во сне — и снова за работу, без выходных. Наверное, отрешиться от мыслей хотел.
Деньги так и сыпались в калиту, только радости они не приносили. Когда Любава жива была — и деньги позарез нужны были, только их не хватало. Теперь её нет, денег же полно. А куда и на кого их тратить? Ночью он спит, днём на работе, ест у князя, на торг не ходит. Только и расходов, что на жалованье персоналу, на травы да на дрова для печей.
Но, видимо, от судьбы не убежишь. В один из дней к лекарне подкатил возок, из которого выбрался священник, и видимо — не из простых. Клобук на голове шёлком обтянут, на шее — золотой крест изрядных размеров, инок или простой насельник под руку его поддерживает.
Священник в коридоре очередь занял, не желая лезть наперёд. Однако же пациенты, уважая сан, пропустили его вперёд.
Священник вошёл, повернулся сначала к иконам в красном углу, осенил себя крестным знамением, поклон ликам Христа и Богородицы отбил. Потом к Никите повернулся:
— Ты ли лекарь Никита будешь?
— Он самый. Садись, святой отец. Что привело тебя ко мне?
— Да что и всех — болезни. Наслышан я о тебе давно от мирян, теперь вот сам приехал. Замучили меня ноги! Службу иной раз с трудом до конца доведу.
— А где служишь?
— В храме Успенья Пресвятой Богородицы в Печатниках. Иосиф я.
Никита припомнил — проходил он как-то мимо. Храм в самом центре города располагался, на Никольской улице, в Китай-городе. Рядом — пушкарская слобода, хоромы князей Вяземских — Петра и Бориса, князя Гаврилы Островского. Понятно теперь, почему священник таким лощёным выглядит, бородка маслом лампадным умащена, расчёсана.
— Ну вот и познакомились. Показывай ноги, батюшка, будем смотреть твою болячку.
С первого же взгляда Никите стало понятно — у священника подагра. Суставы больших пальцев ног деформированы, красные.
— Свинину ешь ли?
— Грешен.
— Нельзя тебе свинину, батюшка. И ноги парь в солевом растворе. Ложку соли на две кружки горячей воды, в шайку наливай и держи в ней ноги с полчаса.
— Так мясо совсем нельзя?
— Почему? Свинину нельзя, забудь о ней до конца жизни. А курятину, говядину — не возбраняю.
— И всё?
— Пока да. Жду тебя через месяц. В свою очередь вопрос у меня. Хочу в монастырь уйти.
— Ты же молод, ремесло у тебя чудное, людям страдания тяжёлые облегчаешь. Зачем от мира уходить?
— Жена и тёща от моровой язвы умерли, пока я в смоленском походе был. |