Она явно желала переменить тему разговора.

— Да я, собственно, всё уже сказал. В общем-то, мне вполне по силам устроить хорошую скидку. Можно организовать переоценку в сторону понижения и сэкономить двадцать, а то и более процентов от стоимости. Крупные участки вы уже записали, срок выкупа по ним подойдёт в ближайшие два месяца, но реально прежними хозяевами они выкуплены не будут. Так что определяйтесь… Единственное, на что я считаю нужным обратить ваше внимание, так это на то, что сейчас лето, а лето — не очень удачное время для покупки. Осенью возможны более выгодные условия, да и предложений будет больше.

— Нет, до осени ждать слишком долго, — сказала, как припечатала, Максименко.

Разговор далее потёк поверхностный, совершенно незначительный. Когда речь зашла о местном драматическом театре, красе и гордости Ростова, Александра Егоровна пригласила Алексея Ивановича на бенефис местной примы, госпожи Арсеньевой.

— Сейчас межсезонье, но Арсеньева покидает театр. Говорят, в Варшаву приглашена, напоследок даёт бенефис, — пояснила Максименко. — Дата пока не определена, но говорят, что сие событие произойдёт в ближайшую неделю, много, десять дней. У меня ложа абонирована круглогодично. Буду рада, если вы составите нам компанию. Будут все свои — Аристарх и Софья, может быть, ещё кто-то из самых близких.

— Почту за честь, — поблагодарил Шумилов.

В окно он увидел, что южный бурный ливень закончился. Впору было отправляться домой. Отказавшись от обеда и раскланявшись с Александрой Егоровной, он направился к выходу. Выйдя из дома, Шумилов пару минут постоял на Николаевской улице. Он не спешил уходить, поскольку намеревался возвратиться за забытым зонтиком. Он не забрал у горничной зонт вовсе не потому, что действительно его забыл, а единственно для того, чтобы иметь повод возвратиться назад. Внезапное возвращение с полдороги — старый как мир приём, практикуемый не только рассеянными людьми, но и обманутыми мужьями, и сыскными агентами.

Выдержав некоторую паузу, Шумилов быстрым шагом возвратился к дому Максименко и вышедшей на звук колокольчика горничной объяснил:

— Зонт у вас забыл, подай-ка, голубушка. Девушка не успела повернуться, как Алексей опустил ей в кармашек передника серебряный рубль и проговорил негромко:

— Не очень-то спеши, я пока с Александрой Егоровной попрощаюсь…

Горничная пару секунд испытующе смотрела в глаза Алексея, затем едва заметно кивнула. Шумилову только того и надо было. В полном одиночестве быстро пошёл он хорошо знакомой анфиладой полутёмных комнат вглубь дома. Стали слышны голоса, говорившие явно находились на террасе, видимо, это было любимое место Александры Егоровны.

— Глупый, глупый, ну какой же ты дурашка! — переливался её голос. — Ей Богу, нашёл к кому ревновать — к этому кривоногому коротышке! Я же только тебя люблю! А он что? Побыл и уехал…

Шумилов приблизился к дверному проёму, который вёл в зал с выходом на террасу, но далее не пошёл — и так было неплохо слышно. Какое-то время на террасе шелестела одежда, елозил по половицам стул, разговаривавшие явно были увлечены вознёй, характер которой несложно было представить.

— Я видел, как ты на него смотрела, — послышался глухой сдавленный голос Аристарха. ~ Ты меня мучишь, да? Ты меня дразнишь, да? Ты не думаешь, что я могу вызвать на дуэль этого козлоногого юриста и уничтожить его!

Шумилов подавил в себе желание немедля выйти на террасу и дать этому герою хорошую затрещину.

— Ну-у, мой Атилла, вот ещё придумаешь, ты же знаешь — это для дела! Ну, подумай сам, зачем мне нужен ещё кто-то, когда у меня есть ты! Или я не доказала тебе свою любовь?

— Ксанечка, — послышался звук влажных поцелуев, — зачем ты принимаешь этого столичного паяца? Я же тебя просил! Он мне не нравится.