— Ну да, кто Макаром, кто — Маврикием, он на всё откликается. Но к нему особо никто и не обращается. Как-то так сложилось. Он к людям не идёт, ну и люди его сторонятся. Живёт туда дальше, — она неопределённо махнула рукой, — в середине улицы, забор у него тёмный, некрашеный, на створках трещины глубокие. Это у меня забор вдовий, развалившийся, ясное дело — мужика нет, так и поправить некому, а у него забор, почитай, страшнее моего будет, для мужика с руками и ногами — срам полнейший.

— Странный человек?

— Очень странный. Его за три версты все обходят, говорят, с нечистым знается.

— Колдует, что ли? Или ремесло какое делает?

— А это всяк по-разному называет. Может, и колдует. Так что без нужды никто к нему не подойдёт.

— А что за нужда? Лечит от болезней?

— Может и от болезней, а может и скот заговорить. Да только не всякого берет. Смотрит на человека долго, а потом скажет — мой, дескать, возьму тебя, вылечу; а может наоборот — гэть от меня. И не подойдёшь! А так его больше за другими надобностями зовут.

— За какими?

— Воду ищет, то есть место, где колодец ставить. У нас ведь тут с водой беда, не в каждом дворе можно колодец поставить, жила под землёй узкая, тонкая, петляет, чтоб её поймать, навык нужен.

— С лозой ходит?

— Ну да, с лозой. Ещё слепцов выводит.

— Слепцов — это кротов, значит? — уточнил Шумилов.

— Ну да. Мы их слепцами зовём. Это ж такая зараза — ничем их не взять! Как он их выгоняет — никто не знает, и понять не может. Мой свояк его приглашал — совсем окаянные зверюги замучили, всю морковь и свеклу пожрали — так Макар условие поставил, чтоб все в доме заперлись. Чтоб не подсматривали, значит. Сказал: кто будет подсматривать ослепнет, и пусть потом лечить не просит.

— Ну, он, вероятно, побоялся, что секрет его узнают и перестанут приглашать, — предположил Алексей.

— Так, да не так. Во-первых, всю работу он ночью делает, когда нормальные православные люди спят. А во-вторых, все лопаты в доме свояка Макар собрал и вокруг себя всю ночь втыкал. Свояк мой попытался подсмотреть, не поверил про слепоту. Но, говорит, такая жуть его взяла, что не выдержал — ушёл в дом, и до первых петухов боялся носа высунуть.

— А что ж там такого страшного было?

— Не сказывал. Просто объяснил, что жутко. Макар ходил, под нос чегой-то бубнил и лопату одну за другой втыкал, то там, то сям. Да только я так скажу: слепцы не только слепые, но и глухие — это все знают. С ними он никак не мог разговаривать. Стало быть, заговаривал что-то. Да и вообще: про нечисть разговаривать — грех, — Варвара быстро троекратно перекрестилась и сплюнула через левое плечо. — Чур, меня, чур…

Однако затронутая Шумиловым тема оказалась слишком животрепещущей и потому после некоторой паузы женщина продолжила:

— А еще говорят, что глаз у него чёрный, дурной. Человека насквозь видит. Если кто мысли дурные против него держит — враз поймёт и отомстит.

— И что, бывали такие случаи?

— Да. Говорят, раньше у него сосед был, Потапенко, на соседнем участке проживал. И на этого Маврикия однажды расшумелся — дескать, твоя кошка моих цыплят передушила. Надо, мол, посмотреть, на какие такие доходы ты живешь… Маврикий тогда при людях плюнул ему под ноги. А на другой день у Потапенки все лицо заплыло — ячмени вскочили по два на каждом глазу. И с того дня стал он болеть, а через полгода уже на погост снесли. Вот так-то.

— Ну, а если человек к нему с добром? Скажем, вот я попрошусь, может, вылечит он меня от моей хвори? А то уж я замучился совсем, лечусь, лечусь, а ничего не помогает.