|
Причем здесь еще есть момент, который мне представляется особенно опасным: когда начинается собрание, ведущий начинает говорить особым заговорщическим тоном, как будто осуществляется подпольное собрание. Партия, несмотря на всю свою мощь и полный охват всей жизни, до сих пор является какого-то рода подпольной организацией, есть даже в Советском Союзе такая шутка: наша партия до сих пор работает в подполье. И действительно, всё закрыто, скрыто, этот душок взаимоповязанности, хотя Яшин кончает рассказ на такой ноте, что скоро все перевернется в нашей жизни, исчезнет этот дурман, это все культ личности виноват, это не система нашей жизни виновата, это виноват Сталин, прошлое, культ личности. Этим рассказ кончается – вот придет двадцатый съезд и всё переменит, партия сама очистится, начнется процесс очищения, и люди перестанут быть рычагами. Таков смысл этого рассказа. И он вызывал дикую ярость. Видимо, все-таки партийные идеологи очень туго разбираются в эстетике, но они чувствуют, крысиным чутьем чувствуют, где опасней всего для них. И этот рассказ, действительно, очень опасен, потому что открывает психологическую структуру, как действуют эти рычажки, чем они приводятся в движение.
Мы сейчас пробежались по первому периоду, периоду очень робкого сопротивления. Это было только начало процесса, который сейчас уже принял огромный [размах]. Люди, составившие сборник «Литературная Москва», тоже были своего рода рычагами. Они могли бы стать рычагами этого литературного и духовного обновления, но под ними еще не было новой почвы, новая почва только возникала в то время. Возникала новая среда, новая молодежь, новое поколение писателей, и об этом мы в следующий раз будем говорить. Может быть, вопросы будут? Давайте что-то уточним.
Среда «оттепели»
[Хорошо, если бы] студенты уже начали думать о возможных темах своих сочинений по семинару и мы могли бы вместе это обсуждать и решать, кому что писать. Вот, например, Нэтэли Крэмер уже выбрала себе тему, и, мне кажется, очень интересную. Эта тема связывает Марину Цветаеву и современную ее продолжательницу Беллу Ахмадулину, известную поэтессу советскую. Я буду говорить сегодня о том, как возникала та среда, которой не хватало этим первым бунтарям, о которых мы говорили в прошлый раз, то есть тем писателям, которые появились в период «оттепели» из числа сталинской еще гвардии, все эти Алигер, тот же Симонов – [то] поколение. Вот мне вспоминается… я буду часто приводить примеры из собственной жизни, даже не примеры, а просто такие… flashbacks (смеется). Вспоминается мне осенний день пятьдесят пятого года в Ленинграде, я был студентом мединститута и шел через Неву по Дворцовому мосту; был чудный осенний день ленинградский, летели тучи, ветер был… И вокруг какие-то бежали люди из университета и в университет, видимо, большинство из них сбежало с лекций и шло смотреть появившиеся в кинотеатрах фильмы типа «Рим, 11 часов», «Под небом Сицилии» и так далее – тогда очень моден был итальянский неореализм. И вот я шел и вдруг увидел справа, то есть ближе к морю на Неве, что-то огромное, какой-то гигантский корабль совершенно необычных очертаний. Обычно на Неве не стояло таких кораблей больших. И за ним еще четыре маленьких корабля. Они стояли все на якорях, на бочках, и на них развевались британские флаги. Это эскадра Royal Navy пришла в Ленинград с дружеским визитом. Это было совершенно уму непостижимо, еще вчера, еще в позапрошлом и даже в прошлом году мы этих людей считали своими заклятыми врагами! И вдруг стоят эти корабли, которые пришли к нам с дружеским визитом. И город заполнился british sailors. Это был совершенно невероятный… опыт, люди были в таком возбуждении, не могли понять, что происходит. Видимо, КГБ и милиция ленинградская пришли в полный конфуз, они не знали, что делать. Я помню прекрасно, как шли с этого авианосца «Триумф» (а в советском флоте тогда еще не было таких огромных кораблей) лодки, полные матросов, они ехали гулять по городу. |
