Русс пробудился. Моргнув, он вздрогнул и грузно сел на пол.

Очнулся он там же, где и потерял сознание от бессилия, — под громадной фреской, посвященной приведению Дулана к Согласию в 870.М30. На ней был изображен сам Леман в идеализированном облике бессмертного примарх а. Вдвоем с братом они повергали символического дракона. Картина уцелела при осаде, но ее, как и всё в разрушенном дворце, покрывал толстый слой пыли. В темном зале царила тишина, мороз напоминал о Фенрисе из его снов.

Русс был не один. Над ним стоял брат, неотрывно смотревший на ту же фреску. Вечно бледная кожа Владыки Ангелов приобрела трупный оттенок и отливала синевой в блеклом свете умирающей планеты.

— Значит, ты помнишь Дулан, — промолвил он с жестокой горечью.

— Да, помню, — ответил Леман, поднимаясь на затекшие ноги.

Фенрисиец все еще не отошел от удара и пробудился не до конца. Во время гонки к Терре он вообще не спал. Русс, как и его брат, находился далеко от Тронного мира, когда пришли известия о решающем штурме Хоруса. Два примарха, два старых недруга, не успели туда, где их родичи обменялись смертельными ударами. Выходит, судьба все-таки посмеялась над ними обоими.

Лев держал обнаженный меч, серая сталь мерцала в холодном сумраке. Именно этот клинок он выронил, сражаясь с Леманом в тронном зале тирана, больше века назад. Говорили, что с тех пор оружие никогда не выскальзывало из его хватки.

— Мне думалось, что на Дулане я познал истинный гнев, — произнес Эль’Джонсон, не сводя глаз с картины. — Оказалось, ошибался.

Русс протолкнулся мимо него, не желая вступать в разговор. История не запомнит, почему они задержались — только то, что их не было на Терре, и этого достаточно.

— Постой, Леман, — сказал Лев, следуя за ним.

Волчий Король шагал дальше, чувствуя вкус пепла на губах.

— Зачем, брат? — спросил он. — О чем нам еще говорить?

Эль’Джонсон догнал его в конце галереи, где томились под слоем пыли изваяния, посвященные давним триумфам. Протянув руку, он схватил Русса за плечо и развернул к себе.

— Мы так и не закончили тот поединок, — прошипел Лев, сузив глаза от ярости. — Все эти годы мы лишь откладывали его.

— Тогда ты ушел, — возразил Леман, которому было не до драк. — Очнувшись, я не нашел тебя.

— Если бы я остался, — голос Эль’Джонсона задрожал от напряжения, — то, клянусь, убил бы тебя. Но теперь меня ничто не сдерживает, ибо все погибло и нет больше ничего, кроме безумия и отмщения за старые обиды.

Русс не пытался защититься. Он уже давно сорвал с себя доспех, его теплая одежда не спасла бы от удара. Брат направил на Лемана острие Львиного Меча.

— Погибло не все, — произнес Русс, непокорно глядя калибанцу в глаза. — Надежда есть, если мы не опустим руки, но наша схватка окончена. Забудь о том, что было на Дулане.

Лицо Эль’Джонсона исказилось от бешенства, замешанного на неописуемом горе.

— Ты ничему не научился! — крикнул он. — Ты должен был поспешить. Из-за своей гордыни ты задержался снова, теперь в пустоте!

Леман по-прежнему не двигался, хотя в безумном взгляде Льва читалась угроза.

— Но я тоже виновен, — настойчиво произнес Темный Ангел, крепко сжимая рукоять меча. — Так сразись со мной, и мы вынесем приговор друг другу — виновный казнит виновного.

В тот момент Русс понял, что его брат не отступится. Эль’Джонсон словно бы не осознавал, где находится. Возможно, он вернулся в тронный зал тирана уязвленный, готовый защищать свою безукоризненную честь.