— А как же мы станем представляться? — удивилась Даша.

— Как все нормальные люди, Дарья. Журналистами.

Она удивленно уставилась на меня и даже приоткрыла рот.

— Что такое? — удивилась я. — Вы еще не работали в журналистике?

Дарья покачала головой.

— Хорошо, сейчас вкратце объясню. Журналист — это такой скарабей, который пытается в скудной повседневности отыскать медиаповод и накатать из него большой интересный материал. От скарабея журналист отличается только тем, что скарабей не строит иллюзий, будто плод его труда полезен кому-то, кроме него самого, а журналист уверен, что делает большое одолжение человечеству.

Даша озадаченно молчала, и я думала, что она сейчас спросит, кто такой скарабей, но она спросила, что такое медиаповод.

Я задумалась. Набежавшая официантка умело смела посуду, метко покидала на поднос измятые салфетки и убежала, кинув прощальный взгляд, полный хмурого пожелания побыстрее освободить столик. Но уходить я пока не собиралась.

— Определение медиаповода я дать, пожалуй, не готова. Но сейчас попробую объяснить на примере. Медиаповод — это то, из чего у скарабеев пера и диктофона получится накатать обзор. Нащупать медиаповод можно по запаху — здесь нужно особое журналистское чутье. Когда тебе надо катать в неделю семь материалов, а все, что тебя хоть раз в жизни волновало, использовано в первые полторы недели, вот тут чутье приходит автоматически. А если не приходит — вон из профессии. Например, мы сидим и обедаем — это не медиаповод. К нам подошла официантка и попросила вас, Дарья, освободить столик — это тоже не медиаповод. Завязался скандал — это уже горячо, но пока не медиаповод. А вот когда вы, Дарья Филипповна, официантке откусили палец — вот это уже медиаповод.

— Фу, какая гадость, — поморщилась Дарья. — Но мысль я улавливаю.

— Думаю, пока нет. Я продолжу. Вот журналист просмотрел милицейскую сводку за сутки и узнал про откушенный палец. Палец сам по себе — не медиаповод. Но это — запах, по которому можно выйти на след. Тут начинается работа журналиста: он уже в голове придумал себе историю — например, о том, как жена узнала в официантке любовницу своего мужа, которую мечтала встретить десять лет…

— Интересная тема…

— Дарья, последний раз поправляю: история. Не тема — история. Отучаемся от дворового жаргона. Итак, журналист уже придумал интересную историю, тут же мысленно — он же творческий человек! — накатал материал и придумал даже эффектную мораль в конце. Журналист всегда излагает мнение прямолинейным текстом, поэтому мораль необходима. Итак, глаза его уже загорелись, и не хватает пары штрихов. Вот он берет диктофон или оператора с камерой и едет беседовать с очевидцами. То есть он так думает, что с очевидцами. На самом же деле к главным виновникам его не пустят, да и им не до того. А сдавать материал надо к вечеру. Поэтому он берет интервью у кого попало. Беседует с посетителями кафе, с милиционером, с врачом «скорой помощи» — даже не тем, который бинтовал палец, но выбирать не приходится. И вот он беседует, и каждый из них говорит о своем, и все это совсем не то, что ему нужно, и даже не то, из чего можно слепить другой интересный медиаповод. История не вырисовывается.

Официантка прошла мимо и посмотрела на нас с таким хмурым удивлением, что его сила должна была нас смести из-за столика и выкинуть на улицу. Даша недоуменно глянула на меня — дело пахло откушенным пальцем.

— Сейчас пойдем, — успокоила я ее. — Я уже заканчиваю мысль. Журналист приходит в состояние охотничьей собаки, которая не ела несколько дней: уже не осталось сил терпеливо выслеживать добычу, он тоскливо воет и готов укусить все, что шевелится.