Заметив наконец Виктора, Бланш де Камбрези торопливо сменила тему, но ушла не слишком далеко:

— Известно ли зам, что в мире неуклонно растет число разводов? В Японии, к примеру, один развод приходится на три свадьбы. Приветствую вас, месье Легри, да-да, это опять я, ваша клиентка. Мне совершенно необходим «Синий ибис» Жана Экара.

Виктор снял шляпу и приложил все усилия, чтобы в голосе не прорвалась враждебность, — воинственные интонации, как и собственно разглагольствования Бланш де Камбрези действовали ему на нервы.

— Здравствуйте, дамы. Жозеф вами займется.

— С нетерпением жду встречи с вашим управляющим, однако он был настолько нелюбезен, что удалился в хранилище. Хорошенький прием у вас тут оказывают постоянным покупателям!

Виктор с трудом подавил раздражение:

— Прошу вас подождать еще пять минут, мне нужно срочно поговорить с месье Мори. — И без дальнейших объяснений помчался наверх по винтовой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Бланш де Камбрези яростно поправила пенсне.

— Что за манеры! Ничего удивительного, что он живет во грехе с этой русской эмигранткой, которая повергла в ужас достойных людей в галерее Буссо и Валадона. Порядочные девушки блюдут себя до свадьбы, а затем посвящают свою жизнь хлопотам у домашнего очага и воспитанию детей!

— Ну, не все, дорогая моя, не все, — усмехнулась Рафаэль де Гувелин. — К примеру, старейшая подданная Великобритании Полли Томсон, каковая намедни отпраздновала свой сто седьмой день рождения, никогда не была замужем, ибо полагает, что мужья заставляют жен работать как проклятых. Она рассудила, что предпочтительнее будет добывать пропитание только для самой себя.

— Надеюсь, у нее еще остались зубы, чтобы сгрызть добытую корочку хлеба, орошая ее солеными слезами одиночества, — фыркнула Бланш де Камбрези.

Кэндзи Мори любовался гравюрой Утамаро Китагавы, приобретенной в Лондоне. Он только что повесил ее над ларем эпохи Людовика XIII.

— Виктор, что вы скажете о «Красавице, набелившей шею»? Не находите ли вы, что она выглядит как живая? Здесь тонко передано… Да на вас лица нет! Что-то случилось?

— Трагедия. Пьер Андрези погиб. Сгорел вместе с мастерской.

Кэндзи побледнел, попытался вдохнуть — и не смог, грудь как будто пронзили шпагой.

— Кэндзи, вам плохо? Мне нужно спуститься в лавку, там клиенты, но если…

Японец вяло отмахнулся:

— Нет-нет, идите… — И, глядя в спину убегающему Виктору, прошептал: — Смерть выше гор, но она же и тоньше волоска…

Он рассеянно опустился на краешек стола, сдвинул очки на лоб и уставился в пространство.

— Есть промысел в каждом событии. Люди умирают, промысел воплощается…

Перед мысленным взором Кэндзи предстала его возлюбленная Дафнэ. Они снова шли вдвоем по аллее ботанического сада, окружившего хоспис в Челси, он снова слышал ее дыхание. Дафнэ покоится на Хайгейтском кладбище уже пятнадцать лет. Целых пятнадцать лет! Тогда, потеряв ее, он чувствовал себя во власти враждебных сил, которые хотели его поглотить и уничтожить. А потом понял, что смерть уносит только тело, душа же любого человека вечна.

«Мертвые вспоминают о нас, когда мы вспоминаем о них».

Горло перехватило, перед глазами встало другое лицо — Джины Херсон. Эту женщину, мать Таша, наделенную неоспоримой грацией, он встречал всего-то пару раз. Губы сердечком, роскошные золотисто-каштановые волосы… Она напомнила ему Астарту Сирийскую с картины Данте Габриеля Россетти, дышащей эротизмом.