— Всегда подозревал, что ты…
Эш злобно захохотал, пришпорил гиену и высоко подбросил рукопись. Листы бумаги опускались на землю, как белые цапли на гнездо, а когда Крейг опустился на колени, чтобы собрать их, превратились в горсти пыли. Крейг понял, что не может подняться. Сэлли-Энн лежала рядом, они обнялись, и тут на них опустилась ночь.
Крейг проснулся утром, но не смог разбудить Сэлли-Энн. Она лежала и тяжело дышала через открытый рот и нос.
Стоя на коленях, он вырыл яму для солнечного дистиллятора. Работа продвигалась медленно, несмотря на то, что почва была мягкой и рыхлой. Потом, не вставая с коленей, он собрал чахлую растительность. Казалось, в этих стеблях не было и капли жидкости, но Крейг мелко порубил их штыком и положил на дно ямы.
Он срезал верхнюю часть алюминиевой фляги и поставил получившуюся чашку в центр ямы. Даже такая простая работа давалась ему с огромным трудом. Над ямой он растянул плащ-палатку, присыпав ее края землей* На плащ-палатку, строго над чашкой, он положил патрон.
Потом он подполз к Сэлли-Энн и сел так, чтобы заслонить ее лицо от палящего солнца.
— Все будет в порядке, — сказал он. — Скоро мы найдем дорогу. Она уже близко…
Он не понимал, что не произнес ни единого звука, а если бы и произнес, она бы их не услышала.
— Этот мелкий подонок Эш просто врет. Вот увидишь, я закончу книгу. Я расплачусь с долгами. Я заключу контракт на экранизацию и куплю «Кинг Линн». Все будет в порядке. Ты только не волнуйся, любимая.
С трудом сдерживая нетерпение, он переждал испепеляющий жар утра, а в полдень по своим часам открыл дистиллятор. Солнце нагрело сквозь плащ-палатку температуру в яме почти до точки кипения. Жидкость, испарившаяся из растительности, сконденсировалась на нижней поверхности палатки и стекла, благодаря углублению от пули, к центру. Оттуда она капала в подставленную чашку.
Ему удалось собрать полпинты. Он взял чашку обеими руками. Его так трясло, что он едва не пролил воду. Он сделал маленький глоток и задержал воду во рту. Она была горячей, но сладкой, как мед, он с трудом удержался, чтобы не проглотить ее.
Он наклонился и прижался ртом к потрескавшимся, почерневшим губам Сэлли-Энн. Очень осторожно он позволил воде вытечь на ее губы.
— Пей, моя милая, пей.
Он вдруг понял, что глупо смеется, глядя, как она судорожно глотает воду.
Буквально по каплям он переносил воду из своего рта в ее, и каждый глоток давался ее легче. Последний глоток он сохранил для себя и позволил воде пробежать тонкой струйкой по горлу. Вода ударила ему в голову, как крепкий спиртной напиток. Он сидел и глупо улыбался распухшими почерневшими губами. Его лицо распухло и стало лиловым от солнца, из ссадины на щеке сочился гной, а на воспаленных веках высохла слизь.
Он положил еще травы в дистиллятор и лег рядом с Сэлли-Энн. Он закрыл ее лицо от солнца оторванной полой рубашки и прошептал:
— Все хорошо… скоро я найду помощь… скоро… Только не волнуйся, любовь моя…
Но он знал, что наступил их последний день. Ему было нечем сохранять ей жизнь. На следующий день они умрут. Либо от солнца, либо от рук солдат Третьей бригады. В любом случае следующий день им не пережить.
Что-то разбудило Крейга, и он подумал сначала, что это был ночной ветер в кустах. С трудом он сел и стал прислушиваться, пытаясь понять, является ли этот то усиливающийся, то пропадающий звук реальным или это просто галлюцинация. Он понял, что проспал почти до рассвета. Горизонт уже превратился в отчетливую линию под бархатным занавесом неба.
Звук внезапно усилился, и он мгновенно узнал его. Это был шум четырех цилидрового двигателя «лендровера». Третья бригада не прекратила погоню. Они упорно шли к цели, как почувствовавшие запах крови гиены. |