|
«Думает предстать передо мною в лучшем виде…» — не открывая глаз, Монахов все видел, знал каждый шаг своего отца: вот зашуршала половая щетка — значит, отец устал от предстоящего мытья, переключился на «полезное» дело— подметать чистый пол… Отец все тот же, сын не тот — прикидывается спящим… Мать, конечно, сейчас не дышит на кухне, чтобы не разбудить сына; застанет отца с его метлою, будет скандал… Монахов отчетливо представил себе и мать, словно видел сквозь стену: там она сидела, придумав бесшумную работу, подслеповато перебирая крупу, которую вот уже месяц не находила времени перебрать — теперь и время нашлось — мать вздохнула… Шуршание щелки стихло и это отец устал. Щелкнул телевизор и загудел согреваясь. Телевизор у отца плохо включался — на эту тему он был готов поговорить с сыном, но тот все еще прикидывался спящим. Тишина. Больше ему нечем себя занять. «Сейчас не выдержит — заговорит…»— ухмыльнулся «во сне» сын.
— Алеша! — позвал тогда отец достаточно громко. Сын открыл глаза, придав лицу незлое выражение. — Ты спал? — изумился отец. Он стоял посреди комнаты, опираясь на щетку. — Прости… Я думал, ты проснулся. Монахов-младший умилился этой детской хитрости, улыбнулся от родного чувства. — Ничего. Я дремал, — бархатно сказал сын. Экран осветился, и замелькало рваное, острое изображение. — Вот, пока не согреется, все так и будет… — скорбно сказал отец. И пока аппарат грелся, отец рассказывал о его коварстве: Вот если сельскохозяйственная передача — прекрасно показывает. Как парное катание или конкурс балета, так совсем перестает работать… Мастера все — жулики, халтурщики… Разговор пошел о том, какие стали люди — совсем не такие… Сын охотно с ним согласился. Это уже отца не устраивало: он стал защищать время, только что его обругав. Нет, время ни при чем: а космос, пылко говорил он, а прогресс?.. Сын рассердился: какой, к черту, космос, когда… Мама застала их спорящими. Пришла на громкие слова. — Разбудил, конечно, — сердито сказала она отцу. — Он и не отдохнул совсем. Отец готовно вспылил. — Да нет, мама, я совсем выспался, — фальшивил сын-миротворец, взглядывая на готового ощетиниться отца. — Полчаса всего и поспал… — Мать досадовала: она застала их так, будто сын никуда никогда не уезжал, будто все три года, что отец его не видел… будто этих трех лет и не было. Отец забыл, что три года сына не видел. — Ну, хорошо, — победив себя в очередной раз, бодрым голосом сказала мать. — Прими душ — и обед готов. — Да что ты, мама! — с притворно-радостным ужасом восклицал Монахов-младший. — Я уже на день вперед наелся… и часа не прошло. — Оладьи… ты их так любил! — соблазняла мать. Услышав про душ, Монахов-старший решительно перекинул полотенце через плечо. — А тебе как раз сейчас душ принимать, когда Алеша собрался мыться! — снова взорвалась мать. — Хорошо, мама, — вздохнул Монахов-младший. — Душ — потом. Монахов-младший жевал оладьи и думал о том времени, когда он их любил. Он его не помнил. Входил Монахов-старший и в награду за насилие над собой, за подвиг бритья и умывания, выглядел молодцом, глянул на сына этаким орлом-бодрячком. — Я бы тоже вот этих штук поел… — снисходительно-шутливо говорил он жене, которая, классически подперев щеку, наблюдала жующего сына. |
