Для начала он принял участие в проведении Любовного Отворота сестры, Реминисанс, что было одновременно и способом показать отцу, что он такой же жесткий, как и Осий, и способом причинить боль Леомидо.
— Леомидо знал об этой тайне? — перебила слушавшая затаив дыхание Зоэ.
— Ортон позаботился о том, чтобы поставить его в известность сразу после того, как Реминисанс пережила Любовный Отворот, — ответила Фея-Без-Возраста. — Удар для твоего деда оказался очень силен, он едва не сошел с ума.
Волшебное сияние стало ярче и приблизилось к находившейся в полуобморочном состоянии Реминисанс.
— Леомидо вас избегал вовсе не потому, что вы подверглись Любовному Отвороту, — сказала ей Фея-Без-Возраста. — Он избегал вас потому, что теперь знал, какая была между вами связь. И это знание его уничтожило. Потому что Малорана не знала об одной детали, сделавшей ее молчание в глазах сына непростительным: вы ждали ребенка.
Сияние снова вернулось в центр гостиной.
— А у Леомидо словно земля разверзлась под ногами. Вы только представьте: Реминисанс — его единоутробная сестра, и беременна от него. Даже куда более крепкий человек и более устойчивый был бы в шоке. В их жилах текла одна кровь!
В глазах чистого и прямого юноши ущерб был колоссальный, и его душа возжаждала мести. Когда Ортон пришел к нему, чтобы убедить помочь Тайному сообществу Застеней пройти Во-Вне, Леомидо к ним присоединился. Церемонию провели через несколько дней: два брата-врага снова объединились, чтобы навечно стать Застенями крови Лучезарной. Это объединение было лишь первым этапом и для Леомидо, и для Ортона. Обиды у них были разные, но они оба хотели отомстить Малоране. И, осуществляя свою месть, Леомидо надеялся покинуть Эдефию, а Ортон желал заслужить уважение отца. Их желания осуществились куда раньше, чем они рассчитывали…
Ортон предложил брату проникнуть в Мемотеку и украсть Эльзевир Лучезарных, где имелись подсказки к Тайне-О-Которой-Не-Говорят, и судьба ускорила свой бег. Великий Хаос вверг все население Эдефии во тьму, а обоих братьев выкинуло Во-Вне… Единственный, кто всегда подозревал, что исток Великого Хаоса — измена Леомидо, был фей, Хранитель Драгомиры.
Все поглядели на Абакума, неподвижно взиравшего на стену перед собой.
— Леомидо относительно спокойно жил пятьдесят семь лет. Он пережил траур по Реминисанс, которую, как он считал, никогда больше не увидит. Остальное вы знаете: Реминисанс вкартинил ее брат, что позволило Леомидо вновь обрести ту, которую в глубине души он никогда не переставал любить. Но вот чего вы все не знаете — это какие муки он испытал, поняв это. С того самого момента, как он узнал о родстве, Леомидо никогда больше не видел Реминисанс, и это усугубляло его переживания. Знает ли Реминисанс тайну? А если знает, то как отреагирует, увидев его? Оттолкнет? Это было бы для него невыносимо… Будет равнодушной, такой, какой он видел ее в последний раз в коридорах Хрустальной Колонны? Это воспоминание терзало его, и он знал, что не вынесет ни ее равнодушия, ни отвращения. Одно воспоминание тянуло за собой другое, и стыд за давнее предательство тоже вернулся.
Пришло время откровений. И Драгомира, его обожаемая младшая сестричка, узнает, что он пожертвовал своими близкими, чтобы отомстить Малоране и сбежать. Так что решение Леомидо принял еще до вкартинивания: он пойдет в картину и увидит Реминисанс. А потом позволит картине поглотить себя, чтобы не пришлось выносить взгляд любимой женщины и сестры, когда те узнают страшную правду.
Сияние потускнело, голос Феи-Без-Возраста затих и смолк окончательно, оставив Беглецов переваривать эту поразительную историю.
— А моя бабушка? — убито спросила Зоэ. — Она знала?
— Ничего я не знала, — тускло ответила Реминисанс. |