52. Неохотное возвращение в колледж

Прижавшись лбом к холодному стеклу, Драгомира смотрела в окно своей гостиной. Она с такой силой сжимала руку Абакума, что костяшки ее пальцев побелели. А двумя этажами ниже, на крошечном дворике перед входом в дом ныла Окса.

Драгомира прислушалась.

— Ну, может, я завтра пойду? — услышала она голос внучки. — Ну, пап, ну, пожалуйста!

Драгомира мысленно увидела, как к Оксе устало подошел Павел.

— Завтра будет ничем не лучше, чем сегодня… А может, даже хуже… — добавил он, поглядев на окно, за которым стояла Драгомира.

Бабуля Поллок, вздрогнув, в шоке отшатнулась. Глаза сына излучали такую ярость, словно его пожирало темное пламя. Драгомира поднесла ладонь к губам, подавив всхлип.

— По-другому и быть не могло, — ласково тронул ее за плечо Абакум. — ты сделала все, что могла, но одна против троих… У тебя не было ни единого шанса.

— Ты видел его взгляд, Абакум? Он меня ненавидит, Абакум! Мой сын меня ненавидит…

— Нет, он страдает…

С грохотом закрылась маленькая металлическая дверь, которой кто-то хлопнул в сердцах. Драгомира дернулась и рухнула в старое, обитое темно-красным бархатом кресло.

— Это слишком трудно… — сказала пожилая дама, ее прекрасные синие глаза блестели от слез. — Нам это не по силам. Иногда мне хочется все бросить…

— Ты отлично знаешь, что даже если мы и захотим, то не сможем, — возразил Абакум. — Никто не может идти против судьбы. Никто, — повторил он, провожая взглядом удаляющуюся по улице Оксу. — Феи-Без-Возраста сказали свое слово. И ты знаешь, что это означает. Не надейся избежать того, что уже записано. Этого не может никто…

Окса решительной и быстрой походкой топала по мокрому тротуару. Гюс старался выдерживать заданный ею темп, периодически тревожно поглядывая на подружку.

Окса выглядела жутко: под глазами черные круги, бледная, как смерть, и дышит так, словно на ее грудь давит тяжелый груз. Заметив валяющийся на земле газетный лист, Окса хотела пинком отбросить его в сторону. Но газета прилипла к подошве, отчего девочка пришла в несоразмерное бешенство. Она подрыгала ногой, но газетный лист упорно не желал отлипать, и тогда Окса раскрыла ладонь, что-то сердито прошептав. Листок мгновенно вспыхнул на глазах опасливо отшатнувшихся в стороны изумленных прохожих.

— Окса! — догнал ее Павел.

— Бесит меня весь этот мусор… — процедила Окса сквозь зубы, а потом душераздирающе всхлипнула.

— Эй, старушка, ты чего? — пихнул ее локтем Гюс. — Уж не собираешься же ты плакать из-за какой-то паршивой бумажки?!

Окса с отчаянием поглядела на него и расплакалась. Отец прижал ее к груди и погладил большой ладонью по взъерошенным волосам.

— Это я не из-за паршивой бумажки… — всхлипнула она.

— Знаю, детка, знаю…

— А еще галстук жмет! — она безжалостно дернула узел галстука. — Я задыхаюсь!

Павел грустно поглядел на нее и ослабил галстук в темно-синих и бордовых цветах колледжа Святого Проксима.

— Нужно быть сильной. Как и всем нам… — тихо сказал он, покосившись на Зоэ, молча стоявшую чуть в сторонке.

— Эй! — вклинился Гюс. — Ниндзя никогда не сдаются, даже если форма неудобная! И вообще, знаешь, а ты ничего в этой плиссированной юбке! Она отлично подчеркивает твои тощие икры!

— Знаешь, что они о тебе думают, мои тощие икры? — Окса вытерла рукавом щеки.