— Прошу, — шепчу я, опускаясь на четвереньки и подползая к Сестре Табите, цепляясь за ее черную мантию. — Прошу, не оставляйте меня здесь!

— У каждого есть выбор, Мэри, — говорит Сестра Табита. Она стоит на ступенях, широко расставив ноги, нижняя часть ее тела все еще скрыта под землей. — Именно свобода выбора делает нас людьми, отличает нас от Нечестивых.

Я заглядываю в ее лицо, пытаясь найти способ положить конец этому кошмару. Щеки Сестры Табиты пылают от холода снаружи и огня внутри, в уголках глаз пролегли морщинки — свидетельство того, что давным-давно и она умела улыбаться.

Сгорбившись, я встаю на колени перед Сестрой Табитой и обреченно роняю голову на грудь. Я ничего не могу поделать.

Она кладет обе руки мне на голову:

— Я хочу, чтобы ты это понимала, Мэри. Ты должна сознавать, какое важное решение принимаешь, выбирая путь Сестры. Вступить в Союз не так легко.

По-прежнему глядя на землю, усыпанную бледной палой листвой, я киваю. Все мое тело содрогается, я никак не могу унять дрожь в мышцах. Нечестивые вокруг отчаянно трясут забор. Они чуют мой запах.

— Скажи это вслух, Мэри. — Ее руки скользят по моим волосам, и я невольно вспоминаю страшный выбор своей матери.

— Я хочу вступить в Союз Сестер, — говорю я, лишь бы выбраться из этого ужасного места.

— Хорошо.

Руки Сестры Табиты соскальзывают мне под подбородок. Она держит меня очень крепко, мне почти больно. Я заглядываю в ее темные серо-зеленые глаза, — цвета летнего грозового неба.

— В следующий раз ты откроешь рот только затем, чтобы восхвалить Господа.

Я не сразу понимаю ее слова — все кончилось, я в безопасности!.. Я лихорадочно киваю. Сестра Табита делает шаг в сторону и помогает мне спуститься по лестнице. Я молча иду за ней по туннелю в гулкий зал и поднимаюсь в собор, все думая о ее ледяном взгляде. Этот взгляд словно опалил мою душу, я до сих пор чувствую холод там, куда раньше проникало лишь тепло Сестер.

Мы возвращаемся в святилище, и Сестры отводят меня в ту же комнату, откуда я вышла сегодня утром, каморку с видом на Лес и Нечестивых. У окна теперь стоит письменный столик, а в углу — шкаф с двумя черными туниками. В маленьком камине развели огонь, чтобы отогнать холод надвигающейся зимы, но тепла я не чувствую.

Перед уходом Сестра Табита вручает мне Писание.

— Когда прочтешь его пять раз, начнешь отрабатывать свои привилегии, — говорит она.

И оставляет меня одну размышлять о своем выборе.

* * *

Писание — это толстенная книга с потрепанным, растрескавшимся корешком и тоненькими страницами, сплошь усыпанными мелкими буквами. Когда светит солнце, я читаю за столом у окна, а когда солнца нет, просто смотрю на огонь и вспоминаю маму. Я пытаюсь согласовать прочитанное в Писании с тем, что мне известно о жизни в деревне, и наконец прихожу к выводу, что никогда не найду всех ответов.

Мой мир стал крошечным: без присмотра мне позволено находиться только в четырех стенах своей комнаты. Я скучаю по тому, как стояла на холме и смотрела на горизонт, гадая, что скрывается за Лесом, если там вообще что-то есть. По ночам, когда я погружаюсь в сон, мой разум бредет вдоль забора к воротам, за которыми начинается запретная тропа. Но даже в сновидениях я не решаюсь по ней пройти.

Недели тянутся одна за другой. Зима постепенно берет свое, дни становятся короче, и я провожу все меньше времени за чтением и все больше в раздумьях. Ночью я смотрю на звезды и гадаю, чувствуют ли Нечестивые холод, мерзнет ли в Лесу моя мама.

* * *

Однажды днем в середине зимы меня отвлекают от чтения крики и вопли из коридора.