Те же стеклопакеты поставить. Обязательно заменить дверь. Новые обои поклеить, что-нибудь светлое, радостное, как мама любила. Васе обязательно понравится…»
Евгений Наумович плохо слышал американских партнеров, он думал о сыне. О старшем сыне, Кирилле, о существовании которого ни жена, ни дети даже не догадывались.
Будь это сценарий сериала, Евгений Наумович непременно одобрил бы: тайный внебрачный ребенок — всегда удачный ход. Он прибавляет драматизма. Но собственная жизнь — отнюдь не фильм. Здесь все идет не по сценарию. И назад не вернуться, не вырезать ненужные кадры, не забраковать неудачные эпизоды. Ничего не изменить, как бы ни хотелось.
Евгений Наумович страдальчески поморщился: каким же он был кретином! Конечно, в семнадцать лет это простительно. И все же, все же…
— Ты меня любишь? — робко спросила в то утро Ольга. — Мы теперь всегда будем вместе?
Он непонимающе таращил глаза, пытаясь понять, что происходит, где он и, главное, с кем. Голова трещала, язык едва ворочался в пересохшем рту, он с трудом сглотнул: интересно, что за гадость пил?
Холодный душ немного привел в чувство, он вспомнил — вчера они праздновали посвящение в студенты. Потом… дискотека. Потом… дешевое вино. Какая-то комната в общежитии — эта, выходит? — группа «Абба» на катушечном магнитофоне, и нравилась же, вот ведь напился…
Худенькую невзрачную девушку в собственной рубашке он не вспомнил, хоть плачь. Нет, что-то такое маячило в голове, но…
Он сел на подоконник и долго рассматривал новую знакомую. Зачем-то пригладил ладонью мокрые после душа волосы и осторожно спросил:
— Звать-то тебя как?
— Ты… тебя — Женей, я помню, а ты, значит, нет, — невнятно пролепетала девушка, отчаянно краснея, глаза ее мгновенно наполнились слезами.
— Извини, — пожал плечами он. — Я первый раз в жизни так напился. Если честно, и с девушкой спал первый раз, жаль, ни черта не помню…
Конечно, он не любил ее. Конечно, они никогда не будут вместе. Он утром даже не вспомнил ее имени, о чем разговор!
К счастью, они учились на разных факультетах и в университете пересекались редко. Неделю спустя он благополучно забыл о ней.
Через два месяца Ольга перехватила его в столовой и, пряча глаза, сообщила, что беременна.
Он испугался: стать отцом в семнадцать лет? Что скажут родители?! К тому же ему нравилась совсем другая девчонка.
Он начал уже сознательно избегать Ольгу. Перестал заходить к друзьям в общежитие. В столовую даже не заглядывал, предпочитая наскоро сжевать на перемене взятое из дома яблоко.
Потом случайно узнал: Ольга перевелась на заочное отделение и уехала домой, в Пикалево. Он обозвал себя подлецом, но был откровенно рад: для него все закончилось благополучно.
Ошибался!
Через год Ольга внезапно появилась в аудитории — вот-вот должна была начаться лекция — и попросила его выйти. А в коридоре протянула свидетельство о рождении Кирилла Евгеньевича Рокотова. И фотокарточку — похожий на лягушонка большеротый младенец беззубо улыбался ему, выдувая пузыри.
Евгений Наумович не сомневался — это его сын. Мелькнула паническая мысль: жизнь погублена, Ольга наверняка попытается заставить его жениться. А если узнает мама…
К тому же в те времена за аморальное поведение вполне могли отчислить из института.
Оказалось, Ольга приехала сдавать сессию. Она обожала ребенка и ничего от него не требовала. Просто ей казалось: он должен знать о сыне.
Евгений Наумович и сейчас помнил, как сгорал от стыда: в этой невзрачной, откровенно некрасивой девчонке столько благородства, а он… показал себя настоящей свиньей!
Ольга не требовала денег, она вообще ничего не требовала. |